Который день подряд. Безумие и ярость. Безысходность и абсолютное безразличие ко всему, что сейчас творится вокруг. Позволяя окунуться себе в это безумие. День за днём, когда час длится грёбаную вечность. Задания сверху, кто-то другой делает за меня отчёты под страхом мучительной смерти. Что угодно, чтобы не видеть Курда. Что угодно, чтобы не возвращаться в место, откуда прозвучал приговор ей. Мне.
«Я не отпускал тебя, слышишь? Ты не имеешь права ослушаться меня!»
День за днём, круша стену за стеной, не оставляя и камня на камня от нашего с ней дома. Пустого… такого пустого без неё. К чему он мне сейчас?
«Просто отзовись… Отзовись, малыш. Тебе не спрятаться от меня. Я ещё не сдох… значит, и ты не могла умереть».
Я куплю для неё сотни таких домов. Пусть только отзовётся. Я построю самый большой на могиле Курда и буду вдыхать в себя агонию его смерти вечно. Пусть только ответит мне. Хотя бы раз.
«Не верь им… слышишь? Никому. Я люблю тебя. Люблю, малыш. Это наша пропасть. Сейчас твой черёд. Удержи меня. Не позволяй прыгнуть в неё. Отзовись!»
И сойти с ума по новому кругу… потому что отозвалась. Потому что в голове раздался её тихий, но такой пронзительный крик.
«Ниииик… Ник, где ты?»
Облегчение? Счастье? Вот такое оно? настоящее счастье? Нееет… это больше… Это гораздо больше. Вот она. настоящая причина жить. настоящая причина бороться дальше. Это возможность снова дышать, снова слышать собственное сердцебиение. Оголтелое, сумасшедшее от радости.
Слишком поздно, маленькая. Я уже на территории нейтралов. Нельзя… Долбаное «нельзя». Курд принёс свои притворные сожаления о твоей смерти… И пусть продолжает думать, что тебя больше нет. Пусть смакует свою победу. Для них для всех тебя нет. Это самая лучшая гарантия твоей безопасности.
Но ты со мной. Ты в моей голове. Позволить себе слабость… позволить себе сказать ей последние слова перед нам, как погрузить в Ад всё Братство. Перед нам, как она возненавидит меня так же, как Влад и Сэм.
«Я нейду тебя, малыш. Я нейду!»
Никогда Думитру не было так страшно, как тогда. Он и забыл за свою долгую, даже по меркам бессмертного, жизнь о том, что такое страх. Нет, периодически он чувствовал проблески этого унизительного для такого могущественного существа чувства, но это случалось очень редко. На его памяти всего пару раз, в один из которых проклятый выродок Воронов, возомнивший о себе невесть что, угрожал ему расправой, если его дочь с братцем подохнут в лесу. Тогда, к величайшему сожалению Курда, мятежный вершитель выжил вместе со своей шлюхой-женой. Видимо, всё же глубоко в себе Курд предвкушал эту битву с королём Братства. Предвкушал, как отомстит за презрение, которое испытывал сам к себе. нет, конечно, не придавая ему большего значения, чем оно заслуживало… но всё же он не мог простить этому семейству собственную трусость.
