И, когда уходил на квартиру, облегченно вздыхал:
— Слава Богу! Пока все спокойно.
Потянуло на люди: в театр, на проспект, на бега, в ресторан.
Одевался возможно скромнее, нахлобучивал шляпу с полями и бродил в свободное время в суетливой толпе.
Было легче значительно, чем там, у себя в кабинете. Растворялась какая-то тяжесть в душе, исходили какие-то нити, тянулись к другим, приобщали к беспечной и серенькой суетности. Хорошо было чувствовать себя таким же, как все: затерянным, маленьким, единицей числа, которую так же легко «обронить», как и всякую другую. И невольно являлась надежда на что-то. Скоро, однако, я понял себя: я искал Валентину.
И однажды я встретил ее.
Это было в театре.
Шел «Фауст» с Шаляпиным.
После первого акта я вышел в фойе выпить чаю и съесть пирожок.
В это время вблизи, за спиной, расплескался серебряный хохот.
Я узнал его сразу.
Так могла хохотать только одна Валентина.
Обернулся и тут же увидал ее.
Она шла спиною ко мне рядом с высоким блондином.
Мне был виден один лишь затылок.
И, однако, я сразу почувствовал, что блондин этот — не Сережа Матвеев.
Большего я не хотел в этот вечер.
Я уехал сейчас же домой и с успокоенной, легкой душой в первый раз за большое количество дней принялся за запущенную работу.
Работал удачно и весело.
Отпустило. Стало легче дышать, и даже «дежурная комната» перестала пугать своим воздухом, нагнетающим мрачные мысли в тяжелом ночном одиночестве.
Так полгода почти прошло в спокойной и ровной работе.
И вдруг в один день я внезапно почувствовал признаки старой тревоги.
Родилась она сразу, без повода: просто сразу накрыла и пошла нарастать, обжимая всю грудь холодными звеньями.
Попытался упорствовать: выпил чашку ликера и попробовал сесть за рояль.
Сорвалось.
Тогда глянул на календарь, на часы и стал собираться. Было время идти на дежурство.
Обошел все палаты, побывал в операционной, назначил порядок работы и ушел покурить в кабинет.
— Что такое со мной? Нездоровится, что ли?
Подошел для чего-то к отворотной форточке.
Вдруг пронзительный, резкий звонок передернул меня до последних суставов.
— Allo! — крикнул я изменившимся голосом.
Все обычно. Звонок из приемной. Голос знакомый, — дежурного фельдшера: привезли пациента.
Но железной рукой захватило дыхание, и в артериях стукнула кровь.
Вне себя от волнения пробежал коридором.
— Где? Скорее!
Поглядел и земля поплыла под ногами.
На носилках была Валентина.
Выслал всех.
Сел у ног.
Стал глядеть.
Все обычно: весь осклизлый, пропитанный грязью костюм; та же кофточка с простенькой вышивкой на высокой груди. Только грудь неподвижна, и немые глаза удивленно и холодно смотрят из-за той черной грани, где теряется мысль и рассудок теряет значение.
