— Одну минутку. — Томас вытащил зубами пробку из пузырька со свинцовой примочкой. — Да, думаю.
— А почему?
— Почему вы его убили?
— Нет, почему вы так думаете?
— Я уже вам говорил. Потому что, если, помимо Беномена, никто не заходил в дом, кроме вас некому было это сделать.
— Ну, а если бы это сделал я?
— Почему вы прямо не скажете: это не я!
— Ну, ладно! Я его не убивал. Верите вы мне?
— Нет!
— А вот господин Тэкстэкс не верит тому, что я убил.
— Он не знает того, что известно мне. Если бы ему было это известно, вы не разгуливали бы на свободе. — Томас отнял компресс от глаза: руку анархист держал в правом кармане. Он стоял, прислонившись к изразцовой печке, и улыбался.
— Что вы боитесь? Старика бы я, конечно, мог ликвидировать. Но насчет вас другой разговор. Как-никак у меня есть убеждения и взгляды, которые определяют мои поступки. Вы же это знаете.
— Вот мы и добрались до сути. Об этом стоит поговорить. И у меня есть свои взгляды на то, каким путем можно что-то действительно изменить и даже улучшить. Так вот я не верю, что на земле будут больше и разумнее производить и справедливее распределять блага, если вы проломите череп какому-то старому ростовщику в Вюрцбурге.
— А речами в парламенте измените?
— В такие подробности, по-моему, нам сейчас незачем вдаваться. О том, как это лучше сделать, мы еще потолкуем при встрече или на собрании. Сейчас речь идет о другом: весь город знает, что Оскар Беномен разорился из-за Молитора. Беномен был у Молитора в те злополучные четверть часа. Из-за этой случайности на него падает тяжкое подозрение, и господин Тэкстэкс, который, может быть, даже чувствует, что Беномен не виноват, — он ведь не глуп, — не выпустит его, пока не найдут настоящего убийцу. Значит, за убийство, которое совершили вы, страдает совершенно невинный человек. Ваши побуждения можно признавать или не признавать. Я, например, их не признаю. Так обстоит дело. О моральной стороне мы говорить не будем.
— По-вашему, я должен сам явиться в полицию и сказать: вяжите меня, я убийца?
— Как вы это сделаете, ваше дело.
— А если я на себя не стану заявлять, что тогда?
— Об этом я предпочел бы сейчас не говорить, да и вообще о том, хочу ли я, чтобы вас засадили. Я хочу только одного, чтобы господин Тэкстэкс освободил Беномена. А это, при данных обстоятельствах, он может сделать только в том случае, если, помимо внутреннего убеждения в его невиновности, у него будут прямые улики против другого человека. Как лучше и быстрее предоставить господину Тэкстэксу эти улики, мы и должны с вами обсудить.
