Ей было шестнадцать, ему не исполнилось и двадцати.
И вдруг ночную тишину нарушил легкий шорох — должно быть, распрямилась ветка, выскользнув из чащи кустарника.
Томас в тот же миг поднял голову. Ханна натянула платье. И хотя она была благодарна возлюбленному и ни капельки не оскорблена, все же во взгляде ее тлел отблеск оскорбленного самолюбия, словно он ею пренебрег.
По проселочной дороге, которая была лишь чуть светлее поля, а в десяти шагах сливалась с окружающим мраком и двумя рядами яблонь по обочинам, они сперва шли друг подле друга в полном молчании.
«Доктор Гуф, надо полагать, не отнесся бы к этому столь серьезно», — подумал Томас и сказал:
— Доктор Гуф знал уже многих женщин… и вообще.
Ханна с живейшим интересом обернулась к нему:
— А сколько, как ты думаешь?
— О, он, конечно, знаток по этой части.
И потом проронил ту фразу, которую давно мысленно подготовил:
— Из-за него и невинная девушка легко может попасть в беду и погибнуть.
Он не заметил зажегшейся в ее глазах насмешливой искорки.
— Другим, ну, знаешь, таким девушкам, им и горя мало!
— А ты думаешь, он и таких знал?
— Бог мой, он не очень-то разборчив… А по-моему, это мерзко.
Ханна на ходу сорвала листик с яблони.
— Видимо, он очень интересный человек.
Ханне было ново и очень приятно взять под свою защиту мужчину, который столько пережил и столько видел, настоящего, опытного мужчину.
— Знаешь что… А ведь он человек благородный.
Против этого Томас ничего не мог возразить, он был того же мнения.
— А что он любит женщин, так это даже очень хорошо.
— Но у неиспорченной девушки поцелуй такого человека может вызвать только отвращение.
И тут она отомстила ему за то, что он в лощине не потребовал и не пытался овладеть тем, в чем она все равно бы ему отказала.
— А меня он целовал.
Действие этих слов было сокрушительным. Но она увидела лишь его страшные глаза. В последний миг он левой рукой успел схватить сжатый для удара кулак.
Как человек, сам на себя надевший наручники, чтобы не стать убийцей, он заставил себя круто повернуться и зашагал от нее прочь.
Дома его дожидался анархист. Томасу казалось, что его сердце так накачали воздухом, что оно вот-вот лопнет. Подбитый глаз опять разболелся.
— Хорошо, что вы пришли! Не то я завтра сам бы к вам пожаловал.
Тем не менее анархист начал так, как задумал:
— Вы, конечно, удивлены, что я здесь?
Томас выложил на стол вату и чистый платок для компресса.
— Нисколько не удивлен.
— Итак, вы думаете, что это я убил старика?
