Жена его, с удивительным спокойствием относившаяся к любому событию, словно только солнце и аромат иной части света способны были вывести ее из равновесия, грациозно изогнулась и озарила мужа лучистым и теплым, как и она сама, взглядом:
— А если денег всего шесть тысяч? Я хочу сказать, если это весь ее капитал, а не проценты за год? Ведь у фермера было девять сыновей от первой жены, и каждому причиталась доля.
— А громадная ферма? А тысячи коров и лошадей? И нефтяные промыслы? Ха, нефтяные промысла! Четыре тысячи долларов в месяц! Уже это составляет шестнадцать тысяч марок в месяц, и не за один год. Да и пшеница немало приносит, писала она не так давно. И значит, то есть цена на землю тоже год от года растет!
Тут и фрау Люкс стала сомневаться, что шесть тысяч марок — это весь тетушкин капитал. И все же глядела и улыбалась она так же спокойно, как и раньше.
— Значит, ждать осталось один день! Завтра она будет здесь. Восемьдесят два годочка. Значит, долго не протянет.
Он вырезал из папки большой круг и начертил на нем красным карандашом: — «Добро пожаловать». Любовно обрезав все неровности и несколько раз проверив прищуренным глазом, то и дело отставляя от себя картонку, правилен ли круг, он в заключение пририсовал жирный восклицательный знак, взволнованно крикнул жене: «Шляпу! Быстрее шляпу!», и без шляпы выбежал на улицу взять у своего друга Теобальда Клеттерера венок и гирлянду из хвои, чтобы должным образом украсить приветствие.
Фрау Люкс пошла в спальню за шляпой, которая оказалась на комоде возле черной лакированной модели четырехосного паровоза-экспресса с манометром, паровым свистком, никелированными предохранительными клапанами и всем прочим; паровоз этот с полметра величиною разогревался спиртовкой и был достаточно мощен, чтобы приводить в движение швейную машинку хозяйки.
Ганс Люкс долгие годы мастерил эту модель в вечерние часы после работы, никак не мог решиться ее продать, а когда нужда заставила, на модель не нашлось покупателя.
Жена подошла к окну и сияющим взором проследила, как легонькая шляпа, паря в лазури ясного солнечного дня, чуть накреняясь, спускалась с четвертого этажа прямо в руки Ганса Люкса.
Из этого окна фрау Люкс видна была вся долина Майна, голубая сверкающая лента реки, еще по-мартовски серые холмы с виноградниками, а также распластавшийся внизу огород Теобальда Клеттерера. Стекла парников нестерпимо блестели на солнце.
Ганс Люкс как бомба ворвался в этот мирный уголок.
