— Искатели алмазов! О-го-го, тоже профессия!
— Ну и что? Я вот пытался торговать шоколадом, — сказал Оскар. — Одно другого стоит. Ходил из лавки в лавку, весь город обошел, все облазил. Никто ничего не покупает. Потом пробовал сбывать кирпич для этого гохбергского деляги. Да кто сейчас строит! Я мог бы с таким же успехом предлагать кирпич кондитерским магазинам, а шоколад строительным конторам.
— Значит, то есть сзади жарко, а спереди холодно. — Ганс Люкс повернулся. Остальные последовали его примеру.
Соколиный Глаз посмотрел вправо.
— Что у тебя? Выкладывай уж! — подбодрил его письмоводитель.
— С представительством садовой мебели у меня тоже ничего не вышло. Люди в наши дни сидят, как видно, прямо на траве. — И он снова уставился в огонь.
Все молчали. Чего только они не перепробовали, и все напрасно.
Оскар помешал тлеющие угли.
— Для вас у меня есть кое-что на примете, для вас троих и Теобальда Клеттерера — словом, для квартета. Мне это пришло в голову с неделю назад. Правда, дело это немного щекотливое, потому я и не говорил вам ничего. Но на безрыбье и рак…
— Если только рак у тебя припасен, о-го-го!
— Значит, то есть что же ты придумал?
— Да был я тут как-то в варьете, разумеется в воскресенье утром, когда вход свободный. — Он вдруг, не глядя ни на кого, заговорил скороговоркой, монотонным, неестественно высоким голосом: — Выступал квартет художественного свиста. Они только свистели, больше ничего. И здорово у них получалось. Я сразу подумал, что и вы бы тоже могли… Петь, конечно!
Еще при слове «варьете» письмоводитель украдкой поднес руку ко рту. Теперь он изо всех сил зажимал рот. Глаза у него вылезли из орбит.
— Тебе все смешки! Если ты можешь предложить что-нибудь путное, пожалуйста, буду очень рад. Мне от этого все равно мало проку, я же не участвую в вашем квартете. — Оскар тоже усмехнулся. Однако верхняя губа с щетинкой таких же бесцветных, как кожа, белесых усиков — их даже трудно было разглядеть — задрожала.
— Пусть людям жрать нечего, они все равно хотят развлекаться. Это же факт.
Видершейн опустил руку. Лицо его все еще было багровым.
— Не дай бог такого развлечения — слушать, как мы поем!
Соколиный Глаз метнул взгляд направо, потом на огонь и опять направо:
— Но дозволяет ли нам честь кружка выступать за деньги?
Костер догорел. Только по краям иногда вспыхивала тоненькая веточка. Редкие крупные капли дождя с шипением зарывались в горячую золу. Соколиный Глаз поднялся набрать хворосту.
