В каждом мало-мальски крупном селении Южной Германии всегда найдешь хорошую гостиницу, где дородная хозяйка знает толк в стряпне и отважно орудует у гигантской плиты, — это сестре Гуфа давно уже было известно, и она как никто умела одним лишь взглядом убедить этих практичных особ, не поддающихся ни на какие уговоры, что неуважительное мнение о бродячих актерах в данном случае лишено основания. Так и в Оксенфурте преисполненная почтения хозяйка тотчас скинула фартук и с гордостью повела показывать хрупкой, со вкусом одетой приезжей даме, в белых без единого пятнышка лайковых перчатках, лучшую в доме комнату.
Поперек комнаты стояла массивная, в два метра шириной, дубовая резная кровать с балдахином; большое до полу зеркало с двумя тоненькими, в мизинец, свечками по бокам занимало всю стену, а шкаф был величиной чуть ли не с маленький дом. Веселенькие розовые ситцевые занавески придавали комнате уют, и все это несколько тяжеловесное великолепие осенял низкий лепной потолок, выкрашенный в голубую и розовую краску.
Когда они вошли, в камине уже потрескивали толстые поленья.
Сестра Гуфа одернула занавеску, с шутливой педантичностью разбросала по столу туалетные принадлежности, которые горничная расставила чересчур симметрично, сдвинула вазу, стоявшую на самой середине, погладила рукой подушку — все это мимоходом, с улыбкой, как полновластная хозяйка вещей и комнаты.
Она смочила кончики пальцев духами и коснулась ушек своей гостьи — Ханна была выше ростом, — коснулась собственных ушей и подбородка. Как среди благоуханной свежести луга на тебя внезапно повеет пряный аромат мяты, а через несколько шагов он рассеется без остатка, так тонкий аромат духов лишь кое-где пробивался сквозь свежий запах дров и чистого белья.
На кровати лежала приготовленная для Ханны розовая шелковая рубашка. Сестра тоже стала раздеваться. Потом уселась рядом с Ханной на край кровати, — завернутая в шелк драгоценная жемчужина, — и стянула с себя штанишки и коротенькую рубашечку. Все это она проделала как благонравный ребенок, словно во сне повторяющий привычные движения светской красавицы.
Ханна восхитилась безупречной грудью с нежно-розовыми лепестками, будто занесенными сюда дуновением ветерка; присутствие этих цветных пятнышек на безукоризненной матово-белой коже показалось ей каким-то чудом.
Передавая сестре доктора длинную кремовую ночную рубашку, Ханна не удержалась, дивясь и восторгаясь, она прикоснулась кончиком пальца к груди, прежде чем та скрылась под шелком.
