Они перекликались друг с другом, а Рута с Рэдриком лежали, держась за руки и боясь пошевелиться. Наконец, когда жуткие собеседники замолкли, Рэдрик, полежав еще немного, встал и спустился на кухню. Когда он вернулся, от него явно пахло коньяком. Он плюхнулся рядом, разодрал на ней рубашку и впился губами в сосок левой груди. И отдаваясь ему, Рута поняла, что на сей раз он вовсе не занимался с нею любовью. Он просто прятался в ее теле от одолевавших его страхов. Потому что коньяк на сей раз оказался для него слишком ненадежной защитой. Тем не менее с этой ночи он запил. Рута тоже бы с удовольствием запила, но на кого бы тогда осталась Мартышка...
Тоскливый скрип затих. И сразу, так же неожиданно, как и появился, исчез вокруг туман. Возможно, в другое время Рута бы и подивилась его исчезновению, но сейчас было не до удивления. Сердце колотилось по-сумасшедшему, ноги подгибались, и она бы упала, если бы не увидела, что вагонетки находятся от нее лишь в десятке шагов. Доковыляла, сбросила рюкзак, прислонилась спиной к могильно-холодному боку завалившейся вагонетки. Сейчас бы она тоже запила, ох с каким бы удовольствием запила! Фляжка лежала в рюкзаке, Барабаш всучил, сподобился. Но на кого же тогда останется Рэдрик?
Поэтому Рута не позволила себе вытащить фляжку. Лишь достала трясущимися руками из кармана пачку, из пачки трясущимися пальцами выволокла сигарету и закурила. Потом села на почему-то оказавшийся теплым рельс и курила до тех пор, пока руки не перестали трястись.
Да, прав был Барабаш, заявив, что Зона иногда в человеке всю душу переворачивает. Ох как прав!..
Успокоившись, Рута встала и огляделась. Все верно, вон он, остов разбитого вертолета, валяется метрах в двухстах от насыпи. Значит, здесь ей поворачивать. И отсюда начинается самая тяжелая часть пути.
Поэтому Рута снова села на рельс, расстегнула рюкзак, съела шоколадку и выпила немножко кофе. В спину потянуло ветерком, и к запаху мокрой ржавчины добавился другой аромат. Рута заглянула за вагонетки: там маленькими холмиками расположились несколько кучек человеческого кала. Две кучки казались более свежими. Рута улыбнулась. Неплохой знак подает ей Рэдрик... Стоило бы тоже облегчиться, но ей стало вдруг противно, противно до тошноты. От Рэдрика-то она бы все стерпела, но ведь такие же знаки оставили тут и другие мужики, от которых она бы не стерпела ничего. К тому же, ей вдруг пришло в голову, что, последовав их примеру, она молчаливо одобрит и все остальные их поступки. И потому, зайдя с другой стороны вагонетки и попутавшись немного в застежках комбинезона, она лишь справила мелкую нужду.
