— Хоккеист этот. От вас был?
Я кивнул.
— Странный мальчик.
— Звёздная болезнь, — махнул я рукой.
— Сердце шумит, как Ниагарский водопад.
— Там хорды, балалайка — три струны.
— И открытое овальное окно.
— Это ничего не значит. Перегрузки нет. Вы же видите.
— Ну да, ну да… — протянул Погодин. — Всё-таки странный мальчик.
— Послушайте, — сказал я, — там дело не в сердце.
— Поглядим, поглядим, — Погодин потёр лысину. — Теперь это мой пациент.
* * *
Мы сидели у Грачёва, и он бубнил вещи настолько очевидные, словно я был интерном, а он — бывалым врачом. За полчаса я пережил настоящее дежавю.
— Вот не хотел я, Грачёв, идти к тебе в подчинённые. Начальники и друзья — вещи несовместные.
Грачёв крякнул. Он хорошо набрал вес за последние десять лет. Из парня с видом уголовного братка превратился во вполне солидного господина, лысого, с брюшком и при галстуке.
— Ты, Храмцов, накосячил. Надо это признать и взяться за хоккеиста как следует.
— Кто накосячил? Я?
— Ну а кто написал, что сброс на перегородке минимальный?
— А он какой? — я вытаращил глаза. — Минимальный и есть.
— Вот заключение из Первого меда, — Грачёв выложил из папки какую-то бумажку. — Диаметр дефекта пять с половиной миллиметров. И лёгочная гипертензия.
— Ну, во-первых, не пять, а четыре с половиной, — парировал я. — А во-вторых… Если ему ставят лёгочную гипертензию, то какое они дают давление? Есть цифра?
— Цифры нет, — сказал Грачёв. — Но ты сам виноват. Ты занизил диаметр дефекта.
— Цифры нет, потому что правые отделы не расширены, — я закипал. — И его одышка идёт не от сердца. Коллега из Первого меда прилепил лёгочную гипертензию потому, что перестраховался. А я занизил данные потому…
— Ну?
— Ты бы на него, Грачёв, хотя бы посмотрел, — сказал я. — Он гений-бомбардир. Он пропадёт без спорта.
— Ясно! — сказал Андрюха и прошёлся по кабинету. — И ты решил его спасти. Типа, спасатель Малибу.
— Типа того, — я тоже встал. — Сделайте спирограмму, рентген лёгких, анализ мокроты…
— Мать против рентгена, — перебил Грачёв. — Не хочет подвергать ребёнка облучению. Большая вероятность, что они уйдут из нашей клиники.
— Ну и скатертью дорога, — ответил я. — А Погодин твой дерьмо мужик, направил пациента к другому диагносту у меня за спиной.
— Имеет право, — вздохнул Грачёв.
Я заметил мамашу Ломаного, сидевшую на скамейке возле двери моего кабинета. Она немного осунулась и от этого даже слегка похорошела.
— Здравствуйте, доктор.
— Чем обязан?
Она скользнула следом за мной в кабинет.
