Голодные | страница 2



По ходу действия я говорю о том или другом действующем лице: «Он умирает». Не знаю, должно ли это обязательно означать, что персонажу надо тут же упасть. Может быть, в интересах зрителя ему действительно следовало бы падать во избежание недоразумений. Но я не имею в виду, что он умирает в буквальном смысле. Тот, кто возьмется за постановку этой маленькой пьесы, догадается, как лучше всего показать живых, умирающих на каждом шагу.

Это тихая пьеса, за исключением, пожалуй, граммофона, который тоже должен играть тихо; его надо соответствующим образом настроить или подобрать тихую музыку. Пьеса очень драматична, но в ней нет того нелепого драматизма, которым отличается большинство драматических пьес. В ней нет нервозности, нет восклицаний, метаний и неразберихи. Все очень просто. Идет дождь, несколько человек сходятся в комнате писателя, произведения которого не издаются, и разговаривают друг с другом…

Хотелось бы мне знать, удастся ли исполнителям эта маленькая пьеса. Убедительно прошу их написать мне несколько строк и рассказать, как и что получилось.

Разумеется, пьеса создана и для того, чтобы ее читали и получали удовольствие, читая. Конечно же, ее можно разыгрывать дома, в семье, для себя. Вовсе не обязательно ставить ее на сцене при многих тысячах зрителей. Ведь это тихая пьеса. У каждого есть небольшая гостиная, граммофон, несколько пластинок; брат и сестра, сосед или кто-нибудь еще — все они могут получить удовольствие от пьесы в качестве исполнителей, зрителей или того и другого вместе. Это пьеса для дома. Пьеса для семьи. Нет в ней сложных ситуаций. Нет труднопроизносимых слов. Все очень просто.

В каждом из нас есть актер. Зря только такое множество людей стремится на сцену. Ведь сцена повсюду, где бы мы ни находились. Может быть, Гамлет — вон тот парень, что прислонился к стене и выглядывает из окна. Может быть, Гамлет — ваш брат Гарри, которому от роду пятнадцать лет. Искусство составляет часть жизни, лучшую часть ее. Кто бы вы ни были, вы — человек, о котором Шекспир мог бы написать поразительные вещи, и я смог бы тоже, я непременно сделаю это, я уже сейчас этим занят.


The Hungerers by William Saroyan

Перевод И. Эпштейн


Небольшая комната с окнами, выходящими на одну из окраинных улочек Нью-Йорка. В комнате — стол со старомодным граммофоном и стопкой пластинок, стул и кушетка. Писатель печатает на машинке.

Четыре часа пополудни, очень дождливый сентябрьский день 1937 года.