– Мне не хватало вас, – выговорил я первое, что пришло в голову. – Когда вас закрыли, мне очень не хватало вас. Простите.
– Капитан, вы мне ничего не должны. А в особенности извинений, – спокойно, равнодушно и холодно выговорила она. – Ваша помощь нам превыше всяких ожиданий. Когда-нибудь я постараюсь вернуть вам долг.
Не слова – кусок стали.
– Леди, вы мне не должны ничего. Совсем, – сказал я и захотел выдать все, вывернуться наизнанку.
И не смог. Слишком много лет горечи и прикушенных губ, слишком много стаканов дрянного пойла, слишком много жизней, утекших меж моих пальцев. Такой, как я, не мог выговорить слова, рвущиеся наружу из нутра, из сердца. Я больше не гожусь для таких слов. Не могу присвоить их. Бросить эти слова ей – значит бросить тень моей неудачи и поражения.
– Я приложу все усилия, чтобы вы с братом пережили эту беду. Я обещаю. И в этом, моя леди Танза, позвольте мне служить вам всецело.
– Зовите меня Эзабет.
– Леди, я более не считаюсь благородным.
– Лишь потому, что вы отказались от своего титула. Зачем?
Старая, больная память вцепилась в душу сонмом когтистых рук. Они хотели меня, они тянули вниз и уволокли бы меня в темноту, если бы я позволил им. Я много лет отчаянно пытался держаться вдали от них. А иногда позволял уволочь.
– После катастрофы в Адрогорске, после того, что я учинил с Тороло Манконо на той дуэли, я недостоин быть благородным. У моего рода не осталось выбора. Они отказались от меня. Я их не виню.
– И вы взяли новое имя, попытались начать заново.
– Вы говорите так, будто я совершил подвиг воли и преодолел. Нет, на самом деле я просто упорно цеплялся за жизнь. Она продолжалась, я приспосабливался. Я отправился в Адрогорск благородным офицером. Когда я вернулся, во мне не осталось ничего благородного.
– Думаете, вы так уж сильно изменились? – спросила Эзабет.
Ее глаза сияли. Интересно, что с ее лицом под вуалью? Она смеется?
– Я… изменился, – выдавил я. – Очень.
– Я тоже. Мы знали друг друга детьми. Я рада, что познакомилась с вами тогда. Лето – время детей, а не таких, как мы.
– Каких?
– Покрытых шрамами.
– Вы имеете в виду вашу руку? – спросил я.
Эзабет спрятала трехпалую руку за спину и отступила на шаг. Пропасть между нами, которую я так хотел перейти, росла. Мы обменивались словами, должными утешить и успокоить, но отчего-то они лишь умножали горечь.
– Не только рука. Вся я, – ответила Эзабет. – Под этой вуалью – только шрамы. Вы просто не понимаете.
