– О моя леди! – вскричал Линдрик, размахивая пухлыми ручками, шевеля пальчиками. – Когда я услышал новости, то опасался самого худшего! О, будьте благословенны, святые духи, о радость!
Он обнял ее и намочил платье на плече жирными слезками. Отто был в придворном облачении, в обширно расшитой, изобилующей кружевами рубашке, бывшей в моде, наверное, лет пятьдесят назад. Лысеющая макушка инженера пряталась под фиолетовым колпачком. Отто даже не глянул на меня с Ненн.
– Мне нужны бумага, чернила, компасы, линейка, карты лунных циклов, – кратко указала Эзабет, прерывая поток любезностей. – Глек оставил все для меня, все записал – но если я прямо сейчас не перенесу на бумагу, оно уйдет из памяти.
– Конечно! – заверил Отто, проводя нас внутрь, хоть наверняка не понимал, о чем говорит Эзабет. – Но сначала расскажите мне, что случилось в Мод. Город в полном беспорядке. Пробегал глашатай, оповестил о том, что там какая-то битва.
– Они тебе расскажут, – отмахнулась Эзабет. – Бумагу и чернила.
Да, вот так отнеслась леди Танза к самому пугающему вторжению за последнюю сотню лет. Для нее главное – ее чертовы каракули. Просто чудесно.
Отто провел нас в кабинет – тот самый, где я оставил отметины на инженерском лице. Мне стало совестно. Наверное, бедолага ежится, впуская меня в дом. Эзабет получила желаемое, уселась за стол и принялась работать.
– Как Тнота? – спросил я, приготовившись услышать худшее.
– Живой. Но ему плохо, – ответил Дантри. – Я нашел хирурга, согласившегося оперировать под мое слово.
Я кивнул. Мать честная, если б я открыл рот, то, наверное, заорал бы от радости. Уж что хирурги Валенграда умеют, так это ампутировать. Тнота в хороших руках. У него есть шанс. У меня внутри будто подвесили свинцовую гирю. Дух святой милосердный, мать твою, не попусти…
Дантри казался глубоко потрясенным. Сестра велела ему молчать и услала нас подальше. Ученик провел нас в приемную с шикарными мягкими креслами и изобилием подушек и подушечек, переходящим все границы. Прямо развратная роскошь, чего не скажешь при взгляде на дом снаружи. Внутри дома Отто все казалось новым, редко пользованным – эдакая картинка для случайных гостей. Тележка для напитков уставлена кувшинами и аккуратными рядками стаканов.
– Мы можем говорить прямо и просто? – осведомился я. – В доме еще есть слуги?
– В доме только я и Дестран, – ответил Отто. – Хотите кофе, чай?
Какая образцовая вежливость! Он даже попытался улыбнуться, но болезненно поморщился – улыбка уткнулась в распухший синяк, оставленный моим кулаком. Зато взгляд свысока получился отменный. Немногие могут такое с типом моего роста. Наверное, Линдрик решил уповать на моральное превосходство.
