Совесть палача | страница 89



И, похоже, тот угодил в цель.

Афанасьев долго думал, молчал, и смотрели на меня две пары глаз, совиные живые и синие нарисованные. В его глазах металось сомнение, а у льва застыло недоумение. Как у олигофрена. Плохой кольщик был.

Наконец он вымолвил:

— Правда твоя, начальник. Если так раскидать, шёл я всю жизнь по людям, как по мусору на тротуаре. Никого не уважал, никого не любил. Слабых презирал, сильных боялся. С детства приходилось не жить, а выживать. Умом я, как ты, не вышел. Кулаками приходилось добирать. А как только почуял, увидел, могу ломать об колено, так и понеслось. Действительно, как наркотик. И показалось мне тогда, что лучше уж так, ярко жить, чем, как червь ковыряться в одной и той же помойке. Дом — работа, дом — работа. Нет романтики…

Я слушал его и думал, что всё-таки у иных есть какой-то ген, которого нет у остальных, нормальных людей. Ведь мне тоже в детстве приходилось драться. И я всегда жутко боялся. И в армии приходилось, довольно часто. Наверное, чаще, чем за всю остальную жизнь. Там нас «прессовали» так плотно, что выбили почти весь страх боли. И дрался я тогда с наслаждением, воспринимая это, как нечто должное, обычное и повседневное. Приятно было зарядить оппоненту в рыло, когда он тебе адекватно пропорционален и настроен так же решительно. С «циклопами» поперёк себя шире и на голову выше ума хватало не бодаться. А если чувствуешь свою правоту, так и вдвойне приятно.

Тогда же при регулярном питании по режиму ходили мы вечно голодные. Однообразное меню из сечки и «мяса белого медведя» приелось так, что уже поперёк глотки стояло, и жрать хотелось так, что если бы какая-нибудь случайно раздобытая «вкусняшка» упала бы на землю, то взял бы, отряхнул и съел с удовольствием.

Тогда же я поймал себя на мысли, что могу спокойно и без угрызений совести убить животное. Курицу или козу, например. Просто потому, что хотелось есть. И не сечку с салом. И убил бы, если б случай подвернулся. Потом, уже на гражданке, всё это потихоньку прошло, рассосалось, забылось, как дурной сон. И опять вернулся страх драки и страх кого-то убить. Даже кошку или крысу.

Выходит, при неиспользовании этого навыка в повседневной, свободной от постоянного стресса жизни, он хиреет и затухает. Получается, это условный рефлекс у нормального человека. А не безусловный, сиречь врождённый, как у этих иных. Значит, генным инженерам надо копать в этом направлении. А не «съезжать» на извилисто-прихотливые коленца индивидуальных особенностей психики. Ведь он до сих пор серьёзно думает, что обладает недоступной простым доблестью! И задвигает мне тут про романтический флёр безбашенного сорви-головы с пистолетом в руке.