— А теперь пейте, — старшина подносит нам водку.
— Ребята мокрые придут, — говорит Толя.
— Сколько их там?
— Гришка, Иван, Васька и Азик.
— Интересно, где же я наберусь сухого? Что у меня здесь, магазин готового платья? — сердится старшина.
С трудом преодолевая дрожь, говорю:
— Они разделись. Только разве что их одежду кто-нибудь взял.
Через полчаса возвращаются ребята. Они в сухом. Лица красные, как после парной.
— Отогрелись? — спрашивает нас с Толей капитан.
— Почти.
— Отправляйтесь на доклад к старшему морскому начальнику. Что там случилось-то?
— Пришли наши. Вдруг между ними появился немецкий торпедный катер. Откуда он взялся, не понимаю, — рассказывает Толя. Ребята слушают молча. — Он ударил прямо в борт этим двум, что стояли у причала.
— Кроме этих двух не пострадали мотоботы?
— Кто их знает? Как будто бы нет. Остальные сразу ходу дали к госпиталю, наверное, там высаживать будут.
— Не наверное, а уже высадили людей, — говорит Петька. — Только что из госпиталя доложили старморначу. А здесь много жертв?
— Много, — с болью говорит капитан.
— Можно мне сходить на берег? — спрашиваю я у него.
— Пойдете к старморначу, я ведь, кажется, ясно сказал.
Снова начинается сильный обстрел. Мы с Толей идем по темной траншее в капонир. Здесь тепло и пахнет бензином. Постучав, входим к старшему морскому начальнику. Он стоит у стола, а перед ним, опустив лицо в ладони, сидит Куртмалай.
— Цыган! — кричу я, забыв обо всем от радости.
Он поднимает лицо и горько говорит:
— Плохо дело, сеструха!
— Ты ранен?
— Что я? У меня все ребята погибли.
— Мироненко, — приказывает старморнач стоящему рядом краснофлотцу, — дай старшине стакан водки, сухое что-нибудь и уложи его.
Когда Куртмалай тяжело поднимается из-за стола, я с неожиданным теплом в душе вижу, как на коротенький момент старший морской начальник отечески добрым жестом прикасается к плечу цыгана.
На обратном пути Толя говорит:
— Давай зайдем за Куртмалаем, пусть у нас ночует.
— Ага!
— Только с условием: никаких охов и ахов и вообще ни слова о том, что случилось, — жестко предупреждает Куртмалай, когда мы приглашаем его к себе.
— Конечно, — заверяет Толя и подталкивает меня в темноте.
Я, поняв его, прибавляю ходу, чтобы успеть предупредить ребят.
Кроме меня и Старикова, никто из наших не знает Куртмалая, но встречают его все так, будто только час тому назад расстались.
— Закуривай, — предлагает Гриша, — табак мировой!
Ночь гремит взрывами. Мы сидим молча в темноте.
