Он поспешно сует мне в карман большую шоколадку и бежит обратно на мотобот.
— Быстро выгружаться! — кричит он своим. — Не задерживай!
— Нина, — зовет меня Толя Стариков, — доложи, что ко второму борту тоже идут на швартовку!
Я направляюсь и свою рубку, но вдруг застываю на месте: прямо из скопления наших судов кто-то бьет длинной трассой по берегу, по раненым. Едва успеваю заскочить к себе, как причал подпрыгивает, раздается оглушительный взрыв, свет гаснет, меня швыряет об стенку. Ничего не соображая, пытаюсь подняться. Вся аппаратура слетела с полки. Нащупываю рукой телефон, кручу ручку. Бесполезно. Сзязь оборвана. Выскакиваю на палубу. Там нет ни души. Зато за бортом — каша из обломков и людей, живых и мертвых.
— Куртмалай! — ору я, стараясь перекрыть дикий крик на воде.
Ко мне подбегает Толя.
— Прыгаем с того борта! Это торпеда! Да прыгай живее!
Он тащит меня за собой и толкает за борт. Ледяная вода охватывает смертельным холодом, и я чувствую, что не смогу продержаться и двух минут. Меня тянут ко дну наполнившиеся водой сапоги, ставшая пудовой шинель.
— Толя! Тону!
Он возвращается и помогает мне сбросить одежду. Это очень трудно, она будто прилипла к телу. Наконец избавляюсь от тяжелых вещей, и совсем ни к чему мне становится жалко утонувшей с шинелью шоколадки.
Когда мы выходим на берег, я опускаюсь на песок и начинаю плакать неудержимо, судорожно, громко. Толя силой поднимает меня и тащит в гору, но я не могу уйти, не узнав о Куртмалае.
Сверху бегут наши. На ходу раздеваются и бросаются в воду. Толя, махнув на меня рукой, спешит за ними.
Я перестаю плакать так же быстро, как и начала.
В воде бьется нечеловеческий крик.
Из моря выносят людей. По берегу бегут от госпиталя несколько человек, наверное, врачи и медсестры. Около меня останавливается неизвестно откуда появившийся капитан Лапшанский и командует:
— Домой!
Но мне стыдно уходить, когда здесь нужны каждые здоровые руки.
— Я буду помогать врачам, — говорю, стараясь не выбивать зубами дробь.
— Немедленно домой! Стариков, — перехватывает Лапшанский Толю, который вынес из воды раненого и снова бежит к морю. — Стариков, отведи ее домой!
— Сама дойдет, — огрызается Толя.
— Стариков!
Толя тянет меня за руку:
— Идем!
— Хорошо, идем. Обсушимся и вернемся снова.
Мы бегом поднимаемся в гору.
— Переодевайтесь быстрее, — заботливо говорит старшина. — Нина, иди сюда, я тебя одеялом. отгорожу.
Я сбрасываю с себя ледяное белье и, насухо вытеревшись, с небывалым наслаждением надеваю сухую фланелевку и ватные брюки. Сверху набрасываю чей-то бушлат.
