Он обернулся к ней — неохотно, медленно, оставляя все надежды на то, что в этом году окажется чуточку сильнее, чем прежде.
Может быть, позже. Может быть, через год, два, сто он всё-таки сможет её убить — если сам к тому времени ещё будет жив. Но не в этот раз.
Каена всегда чуточку дороже, чем должна. Каена всегда ещё более ненавистна, чем он мог бы себе представить.
— И чему же оно должно было научить меня? — он смотрел ей прямо в зелёные, травянистые глаза, даже не пытаясь предсказать, сколько могил спрятались за ними. Она просто была красивой, а остальное превратилось в дикое переплетение сумасшедших, лишних мыслей. Какая разница, что происходило прежде?
Она внушала эту мысль каждому. Вливала её в сознание всем, кого желала в ту или иную секунду. И в этот раз Рэн почти поверил — он оказался в нескольких сантиметрах от неё, и только потом наконец-то понял, что творит. Но он был достаточно силён — и достаточно долго прожил на этом свете. Он мог вовремя остановиться.
— Неужели я не прекраснее всех этих… Человеческих женщин? — хрипловато спросила она.
— Каена… Нет границ человеческой подлости, — он покачал головой. — Но ты хуже всех их, вместе взятых.
— Самые острые кинжалы бывают прекраснее прочего, — она провела кончиками пальцев по его скуле, убрала чёрную прядь за острое ухо, улыбнулась зелени его глаз. Коснулась того места, где должен был остаться шрам — маска его прошлой, человеческой жизни.
Ничего нет.
Ни шрамов — он умел исцелять своё тело, — ни небритости — у эльфов бороды не растут, — ни повиновения.
— Но никто не назовёт прекрасной ядовитую гадюку, — усмехнулся Роларэн. — Каена, я слишком сильно тебя ненавижу, чтобы всё это подействовало.
— Ты слишком сильно любишь меня, — это звучало, будто бы гипноз, но они прекрасно знали, что ничто не подействует. — Слишком сильно. Ты простил мне даже смерть собственной супруги, разве нет?
— Да, — Роларэну никогда не надо было отводить взгляд — он мог спокойно и смело смотреть в её глаза. — Но я никогда не прощу тебе смерть собственной дочери.
Она содрогнулась. На мгновение лицо её превратилось в восковую маску, а во взгляде отразилось что-то красное, кровавое. Она почти решилась распрощаться с собственной одержимостью. Она почти ушла гордо, хлопнув дверью за своей спиной.
— Помни, Роларэн, от церемонии завтра тебе никуда не деться, — выдохнула она наконец, поставив жирную запятую в разговоре — будто бы он не знал, что так и будет. Каена давно потерялась в своих реальностях. И ей нельзя было доверять что-то большее, чем пару секунд жизни. Но и этого оказалось слишком много.
