— Что же вы так долго не шли? Он уже двадцать минут его так держит.
— Сергей Александрович, — строго спросил Шнейдер. — Что вы себе позволяете?
На что Есенин ответил:
— Илья Ильич! А зачем он стихи пишет? Пусть не пишет.
Но все-таки гораздо чаще жертвой становилась сама Айседора. Однажды, например, она взяла кусочек мыла и написала на огромном зеркале: «Я лублу Есенина».
Танцовщица наивно надеялась, что этот незамысловатый прием приведет к улучшениям в их отношениях. Однако же Есенин тоже взял кусочек мыла и приписал ниже: «А я нет».
В другой раз Айседора подарила Есенину дорогие золотые часы. Вставила в них свое фото. Говорила с надеждой:
— Это для Езенин. Он будет так рад, что у него есть теперь часы.
Есенин действительно радовался. Всего несколько дней. А потом, во время их очередной постыдной ссоры, грохнул эти часы на пол.
Случившийся при этом Ильи Шнейдер (а ни Айседора, ни Есенин не стеснялись секретаря) отвел Есенина в ванную, сунул его голову под струю воды, а после вытер полотенцем. Тот вроде бы успокоился. Сказал:
— Вот какая чертовщина. А где Изадора?
«Изадора» нашлась в своей комнате. Она все еще в оцепенении смотрела на разбитые часы, на собственную фотографию, выскочившую из испорченного механизма.
Вздрогнула. Потрогала руками голову Есенина. И в ужасе воскликнула:
— Холодной водой? Он не простудится?
И таких случаев было великое множество. Но всепрощение Дункан лишь подзадоривало ее мужа.
Иной раз танцовщица принималась мстить. Однажды, например, она вдруг погрозила кулаком лепному ангелу, который внешне сильно смахивал на «ангела» Есенина. Тот, увидя этот жест, со злостью погасил керосиновую лампу. В комнате сделалось темно. Показывать кулак стало бессмысленно.
Похоже, эта парочка существовала только страстью Айседоры и нежеланием Есенина всерьез менять что-нибудь в жизни.
* * *
Кстати, роскошь быта Дункан очень быстро вошла в анекдот. Весьма характерный пример на сей счет — разговор булгаковского доктора из повести «Собачье сердце» с представителями своего «домкома»:
« — Извиняюсь, — перебил его Швондер, — вот именно по поводу столовой и смотровой мы и пришли поговорить. Общее собрание просит вас добровольно в порядке трудовой дисциплины отказаться от столовой. Столовых ни у кого нет в Москве.
— Даже у Айседоры Дункан, — звонко крикнула женщина…
— Угу, — молвил Филипп Филиппович каким-то странным голосом, — а где же я должен принимать пищу?
— В спальне, — ответили все четверо.
