А писатель Михаил Дмитриев так отзывался о крупнейшем храме государства: «Это какое-то неуклюжее здание в виде индийского пагода, с шапкой в виде огромной луковицы или пикового туза… Странно, что деспоты и жестокие государи никогда и не имели вкуса к изящному: это доказывает история. Видно, изящное требует от души свойств мягких — истина, добро и красота имеют один источник».
Бунин в «Чистом понедельнике» упоминал «слишком новую громаду Христа Спасителя». Андрей Белый в романе «Москва под ударом» заставил своего героя, трогательного профессора Коробкина, повести японского коллегу Исси-Нисси на экскурсию. И, зайдя в храм, чичероне поведал, тыкая вверх своим пальцем:
— Саваоф!.. Потрясающий нос — в три аршина, а кажется маленьким… Нос — с профессора Усова списан… автора — да-с — монографии «Единорог: носорог»…
Кстати, Андрей Белый упоминал этот храм исключительно в связи с саваофовским носом, якобы списанным с некоего Усова — и в «Московском чудаке», и в «Крещеном китайце», и даже в автобиографическом романе «На рубеже двух столетий».
Впрочем, и такое практически официальное издание, как путеводитель «По Москве» 1917 года, издание братьев Сабашниковых отзывается о храме без ожидаемого пиетета: «Тон… византийский в основе храм снабдил чертами из древнерусского зодчества, но не выказал при этом достаточно таланта. Здание не поражает ни величественностью, ни стройностью линий… Холодом веет от высоких, преднамеренно гладких стен. Бедность замысла не скрашивается барельефами, опоясывающими здание».
В подобном же ключе высказывался и писатель Олег Волков, родившийся задолго до революции и, разумеется, заставший подлинник: «…это было явное подражание греко-византийским храмам, безнадежно, на мой взгляд, проигрывавшее при сопоставлении со своими прототипами предшествующих веков…»
Так что, если не принимать во внимание размеры и прочие количественные характеристики храма Христа Спасителя, выходит, что он ничем особенным не примечателен. Более того, не слишком-то удачен. Велика фигура — да дура.
* * *
Может быть, из-за своей художественной несостоятельности, может быть, из-за ироничности, во все времена присущей россиянам и, в частности, москвичам, храм не стал сакральным местом. Разумеется, официально он считался таковым, но в неофициальную историю (письма, заметки, мемуары и так далее) вошел довольно странным и не слишком симпатичным образом.
Впрочем, виновато было и его расположение. В градостроительном смысле оно было выгодным — эффектный ландшафт, Кремль, река. Но в социальном — безнадежно проигрышным. С одной стороны — городские бани. От них к реке
