Вероятно, из-за двойственности своего характера Сергей Григорьевич все время попадал в какие-то истории. Как-то раз пришел к нему какой-то выпускник и стал просить о месте младшего учителя в одной гимназии.
— Какое вы имеете право на это место? — закричал на него Строганов.
— Я потому прошу, граф, этого места, что именно теперь на него открылась вакация.
— Да и еще одна открывается, вакация нашего посла в Константинополе. Не хотите ли ее?
— Я не знал, — нашелся выпускник, — что она зависит от вашего сиятельства. Я приму место посла с искренней благодарностью.
Тут в Строганове проснулся либерал, и он сменил свой гнев на милость.
А в другой раз он начал утешать того же Герцена:
— Поверьте, каждому на свой пай достается нести крест.
При этом Герцен многозначительно взглянул на множество крестов, висящих на мундире Строганова. Тот взгляд перехватил, сразу же покраснел и начал, как в то время говорили, нести дичь.
Впрочем, Герцен Строганова уважал и называл его «одним из лучших магнатов».
Неудивительно, что дом с такой затейливой историей вошел в литературу. Здесь, у очередных владельцев, у Бутурлиных, бывал, случалось, литератор Лев Толстой. И довольно точно описал его в «Войне и мире» как дом, в котором умирал старый Безухов: «Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать под шелковыми занавесками, а с другой — огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно-белыми, не смятыми, видимо, только что перемененными подушками, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца…»
Впрочем, по другой легенде, Толстой пожаловал это строение семье Стивы Облонского, а старик Безухов со своими шелковыми занавесками тут вовсе ни при чем.
* * *
Очередной яркий этап в истории этого дома наступил в начале нашего столетия. Здесь работала гимназия Кирпичниковой — одна из самых либеральных в городе. Больше того — единственная, где совместно обучались мальчики и девочки. Больше того, тут обучались дети известных уже тогда революционеров — Скворцова-Степанова, Арманд, Малиновских, Смидовича.
Конечно, власти постоянно наблюдали за гимназией и даже собирались закрывать ее. Чтобы спасти свое дело, Кирпичникова зарегистрировала заведение на подставное лицо, на одну из учительниц. Больше того, гимназия официально перешла в ведение объединения родителей и стала называться совсем уж странно — «Гимназия общества гимназии П. Н. Поповой».
