А в прессе появлялись потрясающие отзывы. Например, такой: «…частная оперная труппа С. И. Зимина, пользующаяся в Москве такой же любовью и популярностью, как и драматическая труппа Художественного театра».
Впрочем, не забывались и традиционные «садовые» меро-приятия – всевозможные канканы, варьете и цирковые номера. А Антон Павлович Чехов иной раз заглядывал в «Аквариум», чтобы потешить себя выступлением здешнего жонглера.
И все-таки «Аквариум» нельзя было назвать престижнейшей сценической площадкой. Когда здесь начал петь некогда знаменитый, а к концу позапрошлого века забытый П. Богатырев, то критик, князь Б. Щетинин, сокрушался: «Кумир москвичей, он тихо угас на окраине Москвы, почти всеми забытый, полунищий, больной, изможденный старик. Украшение русской оперной сцены, артист Божьей милостью, под конец жизни должен был ради куска хлеба подвизаться на ресторанных и кафешантанных подмостках, снискивая себе скудное пропитание жалкими остатками некогда дивного, чарующей красоты и мощи голоса».
* * *
В декабре 1905 года «Аквариум» вдруг превратился в политическую площадку. Здесь проходили многочисленные митинги самого смелого характера. Борис Пастернак писал в поэме «Девятьсот пятый год»:
Вот отдельные сцены.
«Аквариум».
Митинг.
О чем бы
Ни кричали внутри,
За сигарой сигару куря,
В вестибюле дуреет
Дружинник
С фитильною бомбой.
Трут во рту. Он сосет
Эту дрянь,
Как запал фонаря.
Эти опасные игры в политику закончились закономерно. Сад был окружен войсками, митингующие спрятались в театре. После чего, по словам писателя Н. Телешова, произошла позорная капитуляция: «Вдруг с треском распахнулись двери справа и слева, и в зал с лихим напором, вытянув впереди себя ружья со штыками, ворвались солдаты, а за ними пожарные в медных касках, с высоко поднятыми над головами керосиновыми пылающими факелами. Зал сразу осветился, но зловещим светом, запахло нефтью и копотью, и жуткие широкие тени запрыгали по стенам. Народ невольно отпрянул. Полицейский пристав, с револьвером в руках вбежавший в кольце пожарных, громко и хрипло закричал на весь театр:
– Вон отсюда, подлецы и мерзавцы!
И скомандовал очистить зал.
И зал был очищен – кулаками по шеям, ружейными прикладами по ногам, а в дверях всех ощупывали, причем женщины взвизгивали, а солдаты весело гоготали».
Но, невзирая на декабрьские события, жизнь в ресторане продолжала течь по мирной и привычной колее. Андрей Белый посвятил «Аквариуму» того времени стихи, несколько отличающиеся от творения Пастернака:
