Другой же нарушитель, некто Николай Елагин, взял в газетной комнате журнальные подшивки и не вернул их вовремя, то есть на следующий день. За это господин Елагин поплатился штрафом в 70 рублей.
Растяпа Елагин и грубиян Бильфельд могли, во всяком случае, и впредь довольствоваться благами клуба. Значительно хуже пришлось господину Маркову. Он был и вовсе исключен из клуба, притом что ничего плохого в общем-то не сделал. Просто его гость, некто Н. П. Енгалычев, проиграл в карты в клубе господину Болтину и не отдал причитающуюся тому сумму.
Дело в том, что в Английском клубе было довольно своеобразное правило. М. Н. Загоскин писал об этом: «Каждый из членов Английского клуба может записывать гостем всякого иногороднего и даже московского жителя, если только он не служит и не имеет собственного дома, но этим правом должно пользоваться с большою осторожностию. Ваш гость может требовать все, что ему угодно: кушать устрицы, разварных стерлядей, пить шампанское и сверх того проиграть несколько тысяч рублей, не заплатя за все это ни копейки; от него ничего не потребуют, ему даже не намекнут, что в Английском клубе едят и пьют за деньги, а на мелок никогда не играют; он, как гость, не обязан этого знать; за все будет отвечать тот член, которым он записан».
Естественно, многие из осторожности вообще никого не записывали. Тогда об этом их просили другие члены клуба – каждый мог пригласить лишь одного чужака. Отказывать товарищам по клубу – значит наживать себе врагов. Чтобы избежать и этого, особо осторожный «англичанин» на всякий случай каждый раз записывал «мертвую душу», то есть человека, который точно не придет. Тогда он имел вполне приемлемое оправдание для отказа.
Чаще всего, однако, исключали за забывчивость, точнее говоря, за неуплату в срок годовых взносов. Правда, на первый раз такого безобразника вывешивали в специальной комнате – «литостротоне», или же «судилище», на особенной «черной доске». Литератор Загоскин ее называл «лобным местом Английского клуба».
Провинившийся обязан был заплатить огромный штраф – триста рублей (крепостная девка стоила во много раз дешевле). Но если денег не было, его, нимало не смущаясь, исключали.
Однажды в подобной ситуации оказался Александр Пушкин. Он, по обыкновению, хорохорился: «Я бы, – говорил, – весь Английский клуб готов продать за двести рублей». Тем не менее сразу же бросился искать нужную сумму и быстренько нашел, восстановился в клубе.
