Словом, под конец столетия бульвар обрел вполне приличный вид и даже сделался своего рода символом московской романтичности. Именно в этом качестве он и вошел в литературу того времени. Чехов в рассказе «Припадок» писал: «Недавно шел первый снег, и все в природе находилось под властью этого снега. В воздухе пахло снегом. Под ногами мягко хрустел снег; земля, крыши, деревья, скамьи на бульваре – все было мягко, бело, молодо, и от этого дома выглядели иначе, чем вчера, фонари горели ярче, воздух был прозрачный, экипажи стучали глуше, и в душу вместе со свежим, легким, морозным воздухом просилось чувство, похожее на белый, молодой пушистый снег».
Вряд ли такое чувство «запросилось» бы на Красной площади или же на самой Тверской.
Впрочем, бульвар был нежен и лиричен во все времена года, даже в межсезонье. Бунин писал в повести «Митина любовь»: «Они с Катей шли в двенадцатом часу утра вверх по Тверскому бульвару. Зима внезапно уступила весне, на солнце было почти жарко. Как будто правда прилетели жаворонки и принесли с собой тепло, радость. Все было мокро, все таяло, с домов капали капели, дворники скалывали лед с тротуаров, сбрасывали липкий снег с крыш, всюду было многолюдно, оживленно. Высокие облака расходились тонким дымом, сливаясь с влажно-синеющим небом. Вдали с благостной задумчивостью высился Пушкин, сиял Страстной монастырь».
Продолжала привлекать гуляющую публику кофейня с романтичными летними столиками. Снаружи, как раньше, играла военная музыка. Внутри же кофейни выступали арфистки.
Даже во время Первой мировой войны Тверской бульвар был местом обособленным, спокойным и свободным от надрывных митингов и горьких слез. Алексей Толстой описывал бульвар 1916 года: «Каждый вечер сестры ходили на Тверской бульвар – слушать музыку, садились на скамью и глядели, как под деревьями гуляют девушки и подростки в белых, розовых платьях, – очень много женщин и детей; реже проходил военный, с подвязанной рукой, или инвалид на костыле. Духовой оркестр играл вальс „На сопках Маньчжурии“. Ту, ту, ту, – печально пел трубный звук, улетая в вечернее небо».
Как ни странно, даже после революции Тверской бульвар остался почти таким же, каким был. Он словно не заметил этой страшной перемены. Осип Мандельштам писал в 1923 году в зарисовке «Холодное лето»: «Вечером начинается игрище и гульбище на густом, зеленом Тверском бульваре – от Пушкина до Тимирязевского пустыря. Но до чего <много> неожиданностей таят эти зеленые ворота Москвы!
