Тверская. Прогулки по старой Москве | страница 61
Даже Илья Шнейдер, до корней волос советский человек (он, в частности, был секретарем Айседоры Дункан, когда знаменитая танцовщица приехала в послереволюционную Россию), отмечал: «В крещенский трескучий мороз в больших зеркальных окнах магазина братьев Елисеевых белели коробки с уложенными в ватные гнездышки крупными ягодами клубники „Виктория“, по три рубля коробка».
Столько же стоила бутылочка бургундского вина «Кло де Вужо». Чуть подешевле продавалось «Монтраше», «Шабли», «Нюи» и «Шамбертен». Довольно дорогими (по четыре пятьдесят) были «Мускатель», «Рейнвейн» и «Мозельвейн». А токайское и вовсе продавалось только в полубутылках. Притом цена одной такой посудины колебалась от трех до пятнадцати рублей, в зависимости от возраста и прочих качественных показателей.
А купленная рыба упаковывалась в специальную рекламную коробку с адресом и телефоном магазина.
* * *
Правда, и на Елисеева подчас бывала, что называется, проруха. Он, к примеру, упустил одно из перспективных дел – торговлю леденцами врассыпную.
Жил в Москве Федор Ландрин, надомник. Он промышлял у Елисеева – делал конфеты монпансье (каждая – из беленькой и красной половинок), заворачивал в особые бумажки и носил хозяину.
Как-то раз он с перепою позабыл про фантики и притащил конфеты «голышом». Хозяин раскричался, выгнал своего поставщика. Тот, горюя, сел на тумбу около гимназии. А гимназисточки по простоте своей решили, что мужик теми конфетами торгует, и быстренько скупили весь лоток.
Оказалось, что подобный промысел гораздо выгоднее, чем сотрудничество с фирмой Елисеевых. И стал Ландрин известным и богатым человеком, а его фамилия переместилась на название конфет (зазвучав при этом словно некое французское словцо).
Раз на третьем этаже универсама, сданном Коммерческому суду, рухнул потолок. К счастью, обошлось без жертв. Серьезно пострадала только статуя Фемиды и прочие символы судопроизводства.
Зато «нарождающийся» революционный класс тот гастроном, конечно, недолюбливал. Газета «Искра» как-то опубликовала «Разговор прохожих, толпящихся перед витриной «Магазина Елисеева и погреба русских и иностранных вин»:
– Обстановка-то! Миллионная!.. Разориться можно!..
– Ну, не разорятся… На потребителей разложат».
И Маяковский выражал «общественное мнение» в поэме «Владимир Ильич Ленин» (правда, уже после революции, в 1924 году):