), в хронологической последовательности с 1908 г. и целая вещь „Страшная месть“ – прекрасно инсценированная по Гоголю».
Официальные отчеты об этом событии удачно дополняют мемуары современников. В частности, известный театральный деятель И. Шнейдер вспоминал: «На открытие театра была приглашена „вся Москва“ (театральная и газетная). Съезд был назначен к двенадцати часам дня. В ожидании киносеанса, который должен был отобразить всю производственную эволюцию фирмы Ханжонкова, публика прохаживалась по залам, спускалась в нижнее фойе и поглядывала на столы, накрытые для банкета, который был организован на широкую ногу – со жбанами зернистой икры и т. д.»
Самое же интересное произошло в конце показа ретроспекции. Зрители вдруг обнаружили на экране себя. Естественно, все переполошились, стали вскакивать со своих мест, кричать, махать руками. А дело было в том, что съезд гостей тайком засняли, быстренько проявили пленку и продемонстрировали приглашенным. Но по тем временам этот аттракцион был необычайной сенсацией.
Дело в «Кинема-театре» впервые в стране было поставлено на широкую ногу. Кроме администратора, ответственного за хозяйственную часть, был приглашен особенный заведующий художественной частью. На сцене стоял превосходный концертный рояль (за него пришлось отдать три тысячи рублей), а рядом с этим инструментом размещался симфонический оркестр из тридцати пяти участников – в то время невиданное музыкальное сопровождение лент.
Кроме киносеансов здесь проходили и лекции (конечно, о кинематографе), демонстрировались научные киноленты. Словом, «Кинема-театр» сразу же обошел своих конкурентов.
А между тем кино из балагана превратилось в полноценное и, более того, высокое искусство. Конечно, особенное впечатление оно производило на детей. Вот, например, впечатления юной Фаины Раневской: «Впервые в кино. Обомлела. Фильм был в красках, возможно, „Ромео и Джульетта“. Мне лет 12. Я в экстазе, хорошо помню мое волнение. Схватила копилку в виде большой свиньи, набитую монетами (плата за рыбий жир). Свинью разбиваю. Я в неистовстве – мне надо совершить что-то большое, необычное. По полу запрыгали монеты, которые я отдала соседским детям: „Берите, берите, мне ничего не нужно…“»
Впрочем, и взрослые были неравнодушны к этому зрелищу. Например, писатель Леонид Андреев воспевал его в таких словах: «Чудесный кинемо! Если высшая и святая цель искусства – создать общение между людьми и их одинокими душами, то какую огромную, невообразимую социально-экономическую задачу суждено осуществить этому художественному апашу современности! Что рядом с ним – воздухоплавание, телеграф и телефон, сама печать… Не имеющий языка, одинаково понятный и дикарям Петербурга, и дикарям Калькутты, – он воистину становится гением интернационального общения, сближает концы Земли и края души, включает в единый ток вздрагивающее человечество».
