"А навоз является пищей?" - внезапно спросил он.
"Нет".
"Разве навоз не материя?"
"Материя".
"А может ли он стать снова пищей в качестве части другого растения, когда пробьёт сезон?"
"Да, может".
"В чём же ещё, кроме энергии (солнечного света), есть отличие от пищи?"
"Есть необходимость в воде"- сказал я.
"И, закрытая в каждой молекуле воды, существует сокровищница солнечного света. Освободите резко солнечную энергию из океанических газов, находящуюся в них в подчинённом положении, и земля исчезнет от взрыва, который отразится по всей вселенной. Вода, которую Вы правильно считаете необходимостью человеческой жизни, является самой водой по милости того же Солнца, ибо без его тепла вода превратилась бы в лёд, высохла в пыль. Именно Солнце, дающее жизнь и движение созданиям, одушевляет безжизненные субстанции, и тот, кто в этом сомневается, не доверяет Создателю. Пища и питье являются лишь носителями частиц ассимилируемой солнечной энергии. Когда служители огня преклонялись перед своим богом - перед Солнцем, они боготворили пищевой резервуар человека. Когда они вытягивали трепещущие внутренности из тела приносимой жертвы, они возвращали своему богу искру солнечного света - так или иначе, это было должным. Таким образом, они признавали источник жизни, и всё же они поступали плохо, ведь их бог не требовал преждевременной жертвы, и скоро случится неизбежное. Так как вся органическая жизнь исходит из Солнца-Бога, то солнечная искра должна прилететь обратно к Создателю".
"Но они же безбожники, есть Бог за пределами их узкого понимания бога".
"Поскольку Бог существует и по эту сторону, то оставьте Вашу идею Бога. Вероятно, для существ более высоких мировоззрений, мы можем представляться безбожниками, но даже если это и так, долг требует, чтобы мы почитали Бога в пределах нашей сферы разума. Давайте же дальше не отклоняться, сейчас вопросом является пища, а не высший Создатель. И я говорю Вам, что пища человека и его органическая жизнь есть солнечный свет".
Он замолчал, и я стал размышлять над его словами. Всё, что он говорил, казалось настолько логичным, что я не мог отрицать его убедительности, и, тем не менее, это представляло собой совершенно не похожее на то, что я изучал в свете моего прошлого знания. Я не вполне понимал все эти полунаучные выражения, но, по крайней мере, был уверен в том, что не мог ни опровергнуть, ни подтвердить его утверждения. Мои мысли бесцельно блуждали, и я задавался вопросом, мог ли человек побороть себя, чтобы удовлетворительно жить в таких ситуациях, которые я сейчас переживаю. В компании моего знающего и философского хранителя, фантастически созданного, я продвигался дальше.
