"Хватит, - перебил я - пропустим этот вопрос. Мне кажется, что Вы вытягиваете знание из науки, чтобы поддержать свои доводы, какими бы иррациональными они ни были, а потом Вы насмехаетесь над этим же самым методом аргументирования, когда я к нему прибегаю".
Он ответил на мою капризную жалобу с высочайшим уважением, обратив моё внимание на то, что мой собственный вынужденный аргумент привёл к ответу, и что он просто отзывался на мои нападки. Он сказал:
"Если я ошибаюсь в моей философии, основанной на вашей научной мысли, то я прав в своих фактах, и научная мысль в таком случае ошибочна, ибо факты перевешивают теорию. Я прошу Вас лишь оказать мне внимание, чего и заслуживают мои доводы. Я искренен и намерен служить Вашим интересам. Если Ваше исследование должно впоследствии привести к убеждению, что я заблуждаюсь, то в нашей последней беседе Вы сможете рассчитывать на моё большое внимание. Прошу Вас, будьте же более милосердны".
Затем он добавил:
"Хотите ли Вы обсуждать любой другой предмет?"
"Да, - ответил я, и во мне снова поднялась воинственность - да. Одна из поистине поучительных особенностей Вашего повествования состоит в том разумном спутнике".
Я сделал ударение на слове "спутник" и скривил губы с сарказмом:
"Продолжайте же".
"Он действительно был удивительным существом, созданием без глаз. И, тем не менее, он владел зрением и способностью восприятия за пределами возможностей смертного человека. Создание, которое было заперто в земле, и всё же знающее земную поверхность лучше философа. Пещерный монстр, и всё же он обладал разумом мудреца. Он был научным экспертом, натуралистом, метафизическим собеседником, критиком религии и пророком. Он мог видеть в абсолютной темноте так же хорошо, как и при дневном свете, он мог вести лодку без компаса по бесследному морю и был в состоянии исполнять подвиги, которые посрамили бы Гулливера и барона Мюнхгаузена".
В совершенном спокойствии мой пожилой гость слушал мои циничные, почти оскорбительные тирады. Он не пытался пресечь мои опрометчивые высказывания, а когда я закончил, он ответил на изысканном языке учёного господина:
"Вы правильно говорите, строите слова надлежащим образом, так же как и правильно понимаете".
Затем он в задумчивости продолжил, как бы говоря с самим собой:
"Я был бы виноват и заслуживал порицание, если бы позволил бросить сомнения на такой ясный предмет или дискредитировать столь великодушного человека".
Повернувшись ко мне, он продолжил:
