Следом приходят остальные: спрашивают, было ли больно, рассаживаются вокруг, и каждый рассказывает о своем посвящении. Под одну из таких историй я засыпаю.
Что дальше? Я вновь танцую, вновь возвращаюсь с деньгами в юбке и кладу их в деревянный ящик — общий для всех культистов. Но две монеты оставляю себе, Голос говорит, так нужно. Мы равны, но это не значит, что каждый не должен быть отмечен за заслуги.
Меня зовут младшей сестренкой и оставляют на моей тарелке самые вкусные куски. Обо мне заботятся, и я никак не могу к этому привыкнуть. Не знаю даже, как благодарить. Только улыбаюсь, пытаясь засунуть в рот все, что приготовила строгая Марш — та самая женщина, из-за которой я и очутилась в этих стенах.
Сколько времени прошло?
И не упомню — настолько погрязла во всем этом, потонула, точно в болоте. Только башка снаружи-то и осталась: ресницами хлопает, поворачивается, даже говорит, а сделать ничего не может. Но я не замечала этого. Потому что была окружена заботой, потому что занималась любимым делом. А в один из дней приходила преклонить колени и принести хранителю какую-нибудь безделушку в знак того, что верна ему. Иногда это были маленькие фигурки из шишек и палок, иногда — стянутые с захмелевшего валриса украшения. Атуму все равно, что приносишь. Он рад даже ягодам в моих ладонях.
Как я уже говорила, все менялось. Но эти перемены не калечили, не отбирали жизни, а оттого я считала их хорошими и не замечала довольно очевидных вещей. До той поры пока не поняла: удача повернулась ко мне своей прекрасной задницей.
И вот представьте: в один из вечеров, когда я вновь танцую, горит дом. Я отбиваю ритм босыми ногами, а где-то там, на окраине Вайса, кричит человек и царапает запертую снаружи дверь. Его никто не слышит, ведь все, кто мог бы помочь, собрались вокруг меня. Они смотрят, как взлетают в воздух ленты, как извиваются, скручиваются, змеятся по моим рукам. Лишь когда огонь успевает перекинуться на увядающий роэль за забором, в таверну влетает юнец.
— Горит! — выкрикивает он, и время замирает.
Люди застывают с приоткрытыми ртами. Я спрыгиваю со стола, отхожу в сторону, и тут же мимо проносится толпа, которая спокойно может затоптать. Они не успеют. Уже не успели. Но в каждом жива надежда, что они что-то спасут. Что-то свое. И у них получается. Даже когда один из мужчин находит обгоревшее тело и бросает под ноги поеденную насекомыми шапку, я знаю: он напуган, но в глубине души рад, что, пока огонь жадно лизал соседнее здание, его здесь не было. И не случайно.
