– Ты не посмеешь!
– А ты сама увидишь. Закон на моей стороне. Кстати, запамятовал – говорил ли я тебе, что только что пожертвовал десять миллионов долларов на новое крыло для этой клиники? Не сомневаюсь, они с радостью продержат тебя здесь столько, сколько я захочу.
– Ты сумасшедший!
Он обернулся, схватил меня за плечи и рывком притянул к себе. Стоя почти лицом к лицу со мной, он проговорил:
– Этот разговор у нас с тобой в последний раз. Ты моя. И ты всегда будешь моей, и с этих пор будешь слушаться меня во всем. Если ты будешь послушной маленькой женушкой, все будет хорошо. – Он приблизился ко мне сильнее, прижал свои губы к моим и больно укусил меня.
Я взвизгнула и отпрянула, но он завел руку мне за голову и не дал отстраниться.
– А если не станешь слушаться, поверь мне: всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть об этом, а у твоего ребенка появится новая мамочка.
Я поняла, что я – в его власти. Не имело значения то, что безумцем был он, а не я. У него были деньги и рычаги влияния, и он блестяще играл свою партию.
Как же это произошло? Я пыталась сделать глубокий вдох, что-нибудь придумать – хоть что-то, что помогло бы мне поверить в возможность найти выход. Но я смотрела на своего мужа – этого чужака, державшего в руках мое будущее, и мне ничего не приходило в голову. Обуреваемая отчаянием, я прошептала:
– Я буду делать все, что ты скажешь. Только забери меня отсюда.
Джексон улыбнулся.
– Вот умница. Тебе придется пробыть тут примерно месяц. Если ты выпишешься раньше, это будет выглядеть несуразно. Мы с твоим лечащим доктором знакомы давно. Дружны со студенческой скамьи. Несколько лет назад у него были кое-какие проблемы. – Он пожал плечами. – Как бы то ни было, я ему помог, и он мне благодарен. Я скажу ему, чтобы он выписал тебя через тридцать дней. Он напишет, что это был гормональный дисбаланс или еще какое-то легкое нервное расстройство.
Тридцать пять дней спустя меня отпустили. Нам пришлось предстать перед судом по семейным делам, чтобы я доказала, что гожусь на роль матери. Мы встретились с адвокатом Джексона, и я все сыграла, как было сказано. Джексон вынудил меня подтвердить его показания о том, что я слышала голоса, которые уговаривали меня убить собственное дитя. Мне пришлось согласиться посещать доктора Финна, друга Джексона, а уж это была полная профанация. Он всегда был изысканно любезен и расспрашивал меня, как я адаптируюсь к пребыванию дома, но мы с ним оба знали, что эти психотерапевтические сеансы – сущий камуфляж. Просто-напросто Джексон придумал нечто, что повисло бы у меня над головой, чтобы я уж точно снова не сбежала из дома, а я знала, что доктор Финн в моей истории болезни запишет то, чего от него хочет Джексон. Когда мне наконец позволили вернуться домой, меня волновало только одно – возможность снова быть рядом с Таллулой. Я уговаривала себя тем, что в один прекрасный день сумею найти способ уйти от Джексона. А пока я старалась делать то, что сделала бы любая хорошая мать – я пожертвовала своим счастьем, чтобы защитить мое дитя.
