от вина и напитков, содержащих продукты брожения[97][98]. Он надевал льняные одежды[99], которые тотчас снимал после жертвоприношения[100]. Он складывал их в освященное место, ибо они уже сами по себе были священными, и потому грозными предметами, контакт с которыми был опасен для непосвященных[101]. Самому священнику в процессе его общения с божеством, достаточно привычным для него, точно также угрожала сверхъестественная смерть[102], подобная той, что поразила двух сыновей Аарона[103], сыновей Илии[104] или священников из рода Байтос[105]. Повышая степень своей личной святости[106], он тем самым упрощал себе весьма сложный доступ в святилище и обеспечивал собственную защиту.
Но освящал себя он не только ради себя самого. Он освящал себя и ради человека или общества, от имени которого действовал. Поэтому он тем более должен был принимать меры предосторожности, ибо рисковал как собой, так и теми, кого замещал. Это было характерно, в частности, для празднования Дня искупления (Grand Pardon)[107]. Действительно, в этот день, первосвященник представляет народ Израиля. Он испрашивает прощение одновременно за себя и за народ Израиля: за себя и свою семью он приносит в жертву тельца, за народ Израиля — двух козлов[108]. Именно благодаря этой искупительной жертве он, воскурив ладан, проникает за завесу, скрывающую Святая Святых[109], где обнаруживает в облаке Бога. Столь серьезные задачи требовали совершенно особых приготовлений с учетом почти божественной роли, исполнявшейся первосвященником. Описание этих обрядов, хотя и с целым рядом оговорок, похоже на ритуал, на ритуал дикша, о котором мы только что говорили. За семь дней до праздника первосвященник
удаляется от семьи[110], он пребывает в келье paredri (заседателей)[111]. Как и индийский жертвователь, он является объектом всевозможных забот. Накануне празднества его окружают старцы, читающие ему главу Библии, где описывается ритуал Йом-Киппура. Ему дают лишь немного поесть, после чего вводят в специальную комнату[112], где оставляют, взяв клятву, что он ничего не изменит в ритуале. «Потом все плачут, и он и они, и они расстаются»[113]. Всю ночь он должен бдеть[114], ибо сон — это время, когда можно невольно оскверниться[115]. И весь этот ритуал имеет ту же цель: придать личности первосвященника статус исключительной святости[116], которая позволит ему обратиться к богу, находящемуся «за золотой крышкой над ковчегом завета», взвалив на свои плечи бремя грехов всего народа, возложенных на его голову.
