А когда вернулась, Глеб уже вытащил из кастрюли пельмень и пытался укусить и не обжечься.
— Горячо сыро не бывает? — укоризненно покачала головой девушка.
— Думаю, эта соя уже сварилась, — ответил он и стал жевать дальше, с открытым ртом, остужая пельмень.
— Как скажешь, — отключила она плиту.
В довершение к накрытому столу Катя достала бутылку вина, что купила на всякий случай.
— Открыть, открою, — улыбнулся Глеб и встал, запахивая поплотнее полотенце, норовившее соскользнуть. — Но я не пью от слова «совсем».
— В нём же всего девять градусов, — удивилась Катя.
— Я даже пиво не пью, — Глеб снял со штопора пробку и, капнув в бокал рубиновую жидкость, понюхал. — Пахнет неплохо. Нет, я не болею, — улыбнулся он на разглядывающую его с беспокойством Катю. — Это — принципиальная позиция. Не принимаю алкоголь ни в каком виде.
— А если вдруг корвалол или настойка валерьянки потребуется?
— Перебьюсь, — дополнил он её бокал на треть.
— Тогда водички?
— Да, можно, — протянул он свой бокал. — И это касается только меня. Против того, сколько, когда и как пьют другие, я ничего не имею против.
— И я против того, что другие не пьют, не возражаю, — подняла свой бокал Катя. — За встречу?
— За… — он прищурился. — Да, пожалуй, за новую встречу!
А пельмени на вкус были не так плохи, как пахли. Даже Гастон вилял острым хвостиком, выпрашивая добавки.
«Бедненький, — качнула Катя головой, глядя с какой скоростью исчезают с тарелки Глеба пельмени. — Я тоже хороша, нет бы накормить человека с дороги, полезла с какими-то упрёками, претензиями».
И про незаданные вопросы Глеб тоже оказался прав. Была в Катином характере неприятная черта — не спрашивать. Вот вроде и знает, что спросить, и вертится на языке, а скорее промолчит, чем уточнит «почему?» или «что не так?». Потому и с клиентами разговаривать не любила. Потому и уволилась, что весь день приходилось совершать «холодные звонки», а она по причине своей мнимой социофобии бороться с возражениями, как учили на тренингах, не умела. Знала, что ответить, но редко, когда отвечала. И старалась побыстрее закончить разговор. Даже с подругами — и то ограничивалась двумя словами, в основном, слушала.
— Спрашивай! — подлил ей вина Глеб, словно прочитал её мысли. Слишком уж напряжённо она, наверное, на него смотрела, борясь с собой.
— За что ты хотел выпить?
— За тебя, — качнул он водой в бокале задумчиво. — За твою искренность. Обиделась — дала понять, но простила и тут же забыла. Очень это ценю.
