— Ну понятно, я вас на понт взял, — пренебрежительно сказал Саша, — а вы человек совестливый, хоть и трус. — Налил себе в стаканчик водки и встал. — Несмотря ни на что, хочу объявить о нашей помолвке с Анной, мы будем счастливы и умрем в один день.
— Не надо сегодня, нехорошо, — испугался учитель, а журналист пробормотал с ужасом, который вдруг сообщился… нет, усилил властвующий на поминках (поминки-следствие) страх:
— Тринадцать лет назад именно в этом составе…
Саша прервал с улыбкой:
— Не совсем. Была ведь еще одна семья — муж, жена и ребенок. Самая таинственная…
— Это не важно. Но я человек суеверный.
— А я — нет! — Саша выпил до дна, сел и поцеловал невесту в губы. — Дедушка завещал жить будущим, а не оглядываться на прошлое соляным столбом.
Ивану Павловичу внезапно вспомнилась раскрытая Библия: небесные вестники, пришедшие в Содом к Лоту, чтобы спасти праведника… страницы запачканы кровью.
— Пить надо в меру! — приказала ядерщица по привычке, обращаясь сейчас не к мужу, а к Саше; но Иван Павлович чувствовал, что юноша вовсе не пьян, не водка привела его в безумное возбуждение, а другое, совсем другое. Неужели он догадывается, кто тут отец-убийца? Ежели так — следующее «жертвоприношение» неминуемо. И математик решил идти напролом:
— Саша, если ты о чем-то догадался, вспомнил — расскажи сейчас при всех. Назови имя или обозначь обстоятельство, которое может натолкнуть…
— Вы слышали, что сказала Анна? Быть убийцей нелегко. Он сам себя выдаст.
— Знаешь, уповать на его совесть…
— Совесть — химера для слабых, а он, судя по всему, сильный человек.
— Совесть — не химера, — не вытерпел учитель. — Не повторяй чужих бессовестных слов.
— А что? Вы нас так учили.
— Кто тебя учил?..
— Ну, не буквально, а лицемерно о совести талдычили, но ведь не закону Божьему учили, а теории эволюции, по которой выживает сильнейший. И вы все про это знаете, но ловко прикидываетесь.
— Саша, ты переживаешь страшное время…
— Я его переживаю с семи лет, когда «вышел месяц из тумана». И я слышал голоса с лужайки. Мамин и еще чей-то.
— Чей? — выдохнула Софья Юрьевна, впившись черным взглядом в лицо юноши; всеобщий ажиотаж накалялся.
— Может, жениха.
— Какого жениха? — с любопытством уточнил журналист и принял порцию.
— Такого! Который за ней в сад пошел.
Учитель сказал, страдальчески морщась:
— Я был счастлив.
— Вы слишком долго добивались своей Джоконды.
— Убийца ненормальный, спору нет, но… неужели ты подозреваешь меня, мальчик?
