— У меня есть подозрение.
— И вы столько лет…
— Сегодня ночью возникло.
— Ну-ну?
— Помните Библию у Александра Андреевича на столе?
— Была. Я даже пошутил, что ученый, советский, то есть совсем отпетый материалист…
— Что уж вы нас так третируете. Отпадение от Бога — процесс всемирный, за что и платим.
— А, вы из богоискателей. Так вот, я-то пошутил: к вечности, мол, устремились. А он и впрямь умер. Чертовщина!
— Сегодня ночью ребята между страницами Библии обнаружили палец.
— В каком смысле? — Филипп Петрович повертел пальцем у виска.
— Да нет, оба видели. Безымянный палец со следами земли…
— О Господи!
— …с розовым маникюром и с перстнем — жемчуг в серебре.
Журналист заметно вспотел (ореховая кожа пожелтела, заблестела), однако плеснул себе виски недрогнувшей рукой.
— Свежий палец?
— Судя по описанию, забальзамированный, желто-коричневая кожа сохранилась.
— А следы земли?
— Я же не видел, не могу объяснить.
— И что все это значит?
— По меньшей мере — мы имеем дело с психом.
— Где палец-то?
— Он исчез.
Филипп Петрович натужно расхохотался.
— Это ж надо такое придумать! И вы верите?
— На Сашу совершено нападение. Порезана шея.
— Может, инсценировка?
— Для инсценировки — смертельный риск, неоправданный, в миллиметрах от сонной артерии.
— Чем порезали?
— Похоже, бритвой.
— И он не видел кто?
— Не рассмотрел в темноте. Где вы были вчера вечером?
— Здесь. Работал над книгой об ученом.
Ненароков постарел, погрузнел, волосы надо лбом чуть поредели… заурядная внешность этакого простеца интеллигента из глубинки, но глаза, вдруг «зыркающие» из-под сонных век, беспокойны и пронзительны. Их тогда четверо было, несущих гроб: отец, математик, Кривошеин и Николай Алексеевич. Он рассказывал:
— Мы случайно ехали вместе и действительно опоздали из-за электрички. Полина вышла нас встречать на крыльцо… — Учитель улыбнулся, смягчая блеск зрачков, и неожиданно процитировал:
В густой траве пропадешь с головой,
В тихий дом войдешь, не стучась…
Обнимет рукой, оплетет косой
И, статная, скажет: «Здравствуй, князь».
— Из меня, конечно, князь… да и она — невысокая и без косы… А вот нечаянно вспомнился Блок, когда увидел я ее в белом платье и в белом жемчуге, серьги и бусы озаряли лицо. Ну, познакомились с гостями: коллега отца с мужем… и еще одна пара.
— Кто такие, не помните?
— Нет. Позднейший ужас все заслонил. Помню детские голоса, они играли в прятки и выкрикивали — теперь представляется — болезненно-злобную присказку. Однако закат горел ярко, пышно.
