Выдержав должную паузу, Емельянов изрек:
— Теперь все зависит от того, кто первым доложит в Москву. И, разумеется, как доложит. Григорий Никитич прав, когда не придает инциденту глобального характера. Да, была организована научная экспедиция с привлечением университетской профессуры. Да, случайно наткнулись на эту чертову крепость и случайно подорвались на старинном португальском арсенале. Кто ж виноват, что колонизаторы оставили в Анголе такое наследство? А профессора вообще убили бандиты, когда он размахивал белым флагом. Пусть их за это и осуждает международная общественность. Главное, нам не оправдываться, а начать первыми кампанию осуждения. А что без вести пропал подполковник, то придется признаться — недоработка с личным составом. Что делать — дебошир и пьяница. Кандидатура Саблина. Конечно, и Владимиру Никитичу перепадет...
Проценко грустно вздохнул. Генерал разлепил глаза и испытывающе смотрел на Емельянова. Референт нес чушь, но тональность найдена правильная.
— Значит, говоришь, прав тот, кто первым доложит? Пожалуй...
Инцидент, говоришь? Что ж, действительно — инцидент. И произошел по глупости Саблина и при попустительстве Двинского...
— Так точно! — разом подтвердили Емельянов и Проценко.
— Ну-ка, свяжи меня с Москвой. Доложусь Советову. Сколько там в Москве?
— Раннее утро.
— Буду первым. Звони на дачу. Пусть разбудят.
Емельянов взял радиотелефон и связался с коммутатором миссии. А генерал взбил в ванной пену, нырнул с головой под воду, несколько раз перевернулся, показав необъятную, розовую, с мелкими красными прыщиками задницу. Проценко не обратил на нее внимания, потому что думал о себе: его непосредственный начальник — генерал Двинский — был противником подобных авантюр. Следовательно, вся ответственность ляжет на зама... И Проценко совсем скис.
Но Панов вынырнул и поддержал полковника: «Ты, Гриша, сопли не распускай. Генерал Двинский самоустранился от принятия решений. А ты — младший по званию, обязан подчиняться Саблину. С тебя взятки гладки. Если, конечно, будешь держать язык за зубами И слушаться меня».
Проценко готов был броситься в ванну целовать мокрого генерала, крича: «Что вы, товарищ генерал. Я ради вас...»
— Прекрати. Думаешь, я не в курсе, на кого работаешь? У меня ведь там тоже свои люди имеются. Но учти, контора провалов не прощает.
Емельянов неожиданно быстро протянул трубку Панову. В ней послышался заспанный голос Советова:
«Вы что? На солнце перегрелись?» Услышав эти слова, генерал с легкостью подскочил и встал в ванной во весь рост. Вода и пена стекали по его широким грудям, мягко лежащим на животе. Книзу жировые складки и забившаяся в них пена прикрывали его мужскую честь, и с первого взгляда генерала можно было перепутать с крупной, потерявшей форму женщиной.
