- Что же он тебе сделал? - спросил Богдан.
- То и сделал, что вздумал своих волов на моем лугу пасти, да еще там, где Катря, на островке. Прочуял он, видно, что я часто на тот островок езжу; который день за мной, как кошка за мышью, крадется. Сегодня утром подъезжаю к острову, а он уж тут как тут со своими волами. Я его гнать, не идет... Что тут делать? По счастью Олешка, видно, подслушала наш разговор, - ни она, ни Катря не показались. Постоял, постоял я... и уехал с острова. Нарочно пальцем не тронул, буду на него суду жаловаться, на счет потравы у нас строго... Пусть его хоть раз проучат.
Хмельницкий попробовал было отговаривать Ивашка, но тот и слушать не хотел.
На другой день рано утром Довгун отправился в паланку, так назывался окружной суд, помещавшийся на границе самой Сечи и ведавший дела запорожцев, живших вне куреней. Этих паланок было несколько. Ивашко отправился в свою, к которой принадлежал его участок. Он изложил свое дело паланковому судье и дождался, пока послали за обидчиком. Никита Кустарь явился с калачем, также как и Ивашко. Скромно положил он его на стол перед судьей и остановился в почтительной позе. Это был ловкий, видный казак с рыжим чубом и длинными рыжими усами, с рысьими глазками и немного рябоватым лицом.
- Жалуется на тебя казака Ивашко Довгун, - начал судья, что ты на его лугу пас своих волов. Что ты на это скажешь?
- Доложу вам, пане добродзею, - отвечал Никита, что я точно пас своих волов на лугу на островке, а что этот луг Ивашкин, я не знал.
- Я ему говорил, пан судья, - вмешался Довгун, - что этот луг мой, а он все-таки остался пасти волов.
- Смею вам доложить, пане добродзею, - невозмутимо возразил Никита, что Ивашко приехал на остров, накричал что-то, накричал, а толком ничего не сказал.
Судья старался помирить их.
- Заплати ему за потраву! - уговаривал он Никиту.
- Смилуйтесь, пан судья, за что же я буду платить, когда я не знал, что луг чужой.
- Прости ему эту потраву! - обратился судья к Довгуну.
- Ну, уж нет, пан судья, я ему много прощал, а на этот раз надо его и поучить.
Судья развел руками.
- Если уж вы оба такие упрямые, то я для вас ничего сделать не могу. Идите в Сечь, там вас рассудят.
Оба казака сели на лошадей и поскакали в Сечь.
- В чей же курень мы сперва пойдем? - спросил Никита, когда они запаслись хлебом-солью и въехали в ворота крепости.
- Пойдем, брат, в мой курень! - отвечал Довгун.
- Ну, хорошо, пойдем, пожалуй, и в твой, - согласился Никита.
