В эту минуту вошли слуги, неся различное мясо. Все занялись едою и разговорами; неприятное происшествие было забыто. Мясо было нарезано большими ломтями. К нему подавали четырех сортов подливки: желтую шафранную, красную из вишневого сока, черную из слив и серую из вареного лука, протертого сквозь сито. Подавали баранину, телятину, фаршированных кур, пропитанных пряностями, а на столе поставили мясные паштеты. Паны принялись с удовольствием за поданные кушанья, пробуя, смакуя и похваливая, а когда насыщались, то накладывали порции своим слугам; те отходили в угол и там съедали. После первой перемены верхнюю скатерть сняли, обнесли гостей пивом и медом и стали подавать жаркое: каплунов, пулярдок, зайцев, оленину, кабанину и рябчиков. Все это подавалось на блюдах перемешанное, на столе же расставили салаты. За столом гости не отличались разговорчивостью, они перекидывались отдельными словами и замечаниями, что не мешало им усердно уписывать яства. За жарким подали свиное сало под гороховым отваром. Каждый гость брал кусок, смотря по аппетиту, резал на кусочки, поливал гороховым отваром и глотал, не жуя. Сняли вторую скатерть и наставили пирогов, творожников, блинов с маковым молоком, галушек, творог, простоквашу, варенец. Наконец со стола все убрали, поставили кубки и вина. Кубки были всевозможных видов: трех и четырехгранные, круглые, плоские, продолговатые, серебряные и хрустальные. Пир сразу оживился. Гости предлагали и пили заздравные тосты, кубки заходили по столу. Лица раскраснелись, глаза заблестели, говор стал оживленнее. Чаплинский пил немного; он, видимо, был не в своей тарелке и чувствовал себя неловко. Пользуясь шумом и разговорами, он незаметно встал из-за стола и сделал знак Дачевскому, молодому коренастому шляхтичу, исполнявшему при Хмельницком во время походов обязанности оруженосца.
Иваш усердно пил, но это не мешало ему зорко следить за Чаплинским. Заметив, что тот встал, он толкнул локтем товарища, сидевшего подле, и шепнул ему:
- У тебя, Брыкалко, уши длинные?
- Еще бы, - ухмыльнулся тот.
- Ну, так не зевай, слушай в оба! - проговорил он, указав глазами на Чаплинского с Дачевским, стоявших у окна спиною к пирующим.
Брыкалок беспечно поднялся из-за стола, небрежно прошелся раза два в противоположной стороне зала, потом ленивою походкою подошел к следующему окну и незамеченный остановился в темной его амбразуре, рассеянно смотря на двор. Тонкий слух его прекрасно мог уловить каждое слово из разговора пана с оруженосцем.
