Сквозь мутное время. Русский взгляд на необходимость сопротивления духу века сего (сборник) | страница 45
Образ Руси, России в народной душе совсем не тот, какой он в головах господ.
Когда Суворов восклицает: «Господа, мы русские! Какой восторг!», то франко– и германоговорящие его офицеры кричат ему: «Виват!»
А солдаты, уверен, даже и не понимают: почему эти странные господа и вдруг – русские?
Русские, по мнению народа, не владеют землей – земля Божия и человеку принадлежать не может. Грех посягать на Божие, на общее.
Русские, полагают в народе, царя уважают (всяка власть от Бога), но господ безбожных ненавидят (а какая не от Бога – та и не власть!).
Русские не хотят господства над другими народами – Бог дал много земли, лесов всем – и с басурманами, и с иноверцами ее на всех хватит.
Русские против тюрем и каторги – даже бегущих убийц и злодеев народ укрывает и не выдает (Бог им судья, а с господами Бога-то нет!).
Пушкин открывает элитам звук народной речи, ее ход и сложнейшее духовное содержание. Он слушает няню, слушает крестьян и записывает, запоминает.
У него, у первого, в «Капитанской дочке» заговорил народ – устами Пугачева, устами Савельича.
Весь век происходит сближение элит и народа. Выясняется, что это как диалог цивилизаций, контакт инопланетных разумов.
Все по-иному, все по-чудному! Национализация элиты обретает именно тогда свое почти современное содержание – представители властных кругов, дворяне и их бастарды, начинают испытывать муки совести за свое бесконтрольное в этическом, в политическом, в юридическом смысле господство над миллионами глубоких, содержательных, оригинальных, верующих, талантливых людей.
Появляется Герцен – отец его крупный крепостник. Но маленький Саша бегает «в людскую» – слушает и впитывает. Его терзает стыд за то, что он, как ему кажется, паразитирует на жизни народа.
Этот стыд подточит и разрушит систему властвования – господство элит и приведет к 1917 году.
Народ у власти
Не марксизм, сколько бы ни трещала об этом советская пропаганда, был главной идеологической скрепой революции, но ненависть народа, выпестованная в трехсотлетней гражданской войне против государства и господ (элит), явилась ее движущей силой.
Эта революция была религиозной по своей сути. До нюансов – один историк заметил недавно любопытную деталь: «большаками» у староверов-беспоповцев назывались авторитетные лидеры общины, решавшие от имени народа его экономические и политические вопросы. Потому и большевики (случайный термин) якобы получили такую популярность – совпало с тем, что уже естественно и давно существовало как форма политической (религиозной) самоорганизации. Это, возможно, анекдот, но анекдот говорящий.