— Давай объяснимся, — сухо сказал он. — Чего ты хочешь?
— Я уже сказал, — ответил Айдос, — хочу знать, кто этот человек, с которым ты встречался на кладбище, что ему надо в нашем ауле? Мне кажется, это чужой и враждебный нам человек.
— Ничего ты не понимаешь, Айдос, — тихо и ласково заговорил Жалий. — Этот человек не враг, а друг нам, нашему народу. Он враг для тех, кто хочет, чтобы мы презрели законы Корана, обычаи предков и разгневали аллаха. Но человек, которого ты видел, и с ним храбрые джигиты-басмачи не допустят этого. Они борются против неверных большевиков, они уничтожают только тех мусульман, что стали на путь неверия и помогают красным.
— Но разве я не могу оставаться добрым мусульманином и помочь человеку, попавшему в беду, даже если он большевик? Ведь он такой же каракалпак, как я. Разве мы не братья? — спросил Айдос.
— Никогда и ни за что человек, нарушающий заветы аллаха, законы Корана, не может быть твоим братом. Он всегда враг и только враг. Запомни, Айдос: если ты где-нибудь обмолвишься хоть единым словом о том, что видел и слышал ночью на кладбище, ты будешь уничтожен. И не только сам, но и жена твоя Нурбике, и твой любимец Нагым, заменивший тебе внука. А дом твой сожгут и пепел развеют по ветру.
— Чем я заслужил такую кару?
— Еще не заслужил, но заслужишь, если будешь соваться не в свои дела, — раздраженно сказал Жалий. — Своей болтовней ты можешь принести нам большой вред. Так что держи язык за зубами. А если расскажешь кому-нибудь, пеняй на себя, я сразу узнаю об этом. Басмачи не откладывают мести, час расплаты наступит, как только ты проговоришься. Если же будешь молчать, живи спокойно, никто тебя не тронет, и долги твои я спишу.
Айдос подавленно молчал, опустив голову.
Жалий неподвижно сидел против него и криво усмехался, когда старик поднял голову и встретился с ним взглядом.
— Молчишь теперь? О чем ты думаешь? Не знаешь, что делать? Или тебе жизнь не дорога, или ты отдашь под нож Нурбике и Нагыма?
Айдос поднял руки и замахал ими, будто отталкивая страшное видение:
— Нет, нет! Я ничего не скажу, ничего не было…
— Вот и хорошо, — отозвался Жалий, — именно так: ничего не было. Это лучше всего. А теперь отправляйся домой и забудь навсегда, что ты был ночью на кладбище.
Айдос поднялся, провел ладонями по лицу, по глазам, будто стирая ночной кошмар. Потом крепко потер голову и шагнул из комнаты. Жалий проводил его до дверей дома:
— Так помни же уговор, Айдос.
