Из добытого мяса Надежда Константиновна училась готовить рагу. Выделанные шкурки Владимир Ильич развешивал для просушки в лабазе.
— Будет Надюше шуба! — радовался он.
Вода постепенно спала. Река вернулась в прежнее русло. Владимир Ильич продолжал приносить домой добычу.
— И как тебе это удается? — удивлялась супруга, свежуя очередную тушку.
— Представь, Надюша, звери настолько привыкли ко мне, что подпускают на расстояние вытянутой руки.
— Чудеса!
И так продолжалось бы и дальше, если бы Надежда Константиновна не подслушала случайно разговор соседей.
— Ты бы, Ваня, во дворе капкан наладил, — пожаловалась хозяйка мужу.
— Зачем?
— Повадился какой-то хорек кроликов таскать.
Надежда Константиновна сразу смекнула, в чем дело.
Владимир Ильич вернулся с очередной охоты возбужденный.
— Представляешь, Надюша, видел настоящего дикого гуся. Подкрался близко. И, если бы не были заняты руки, у нас случился бы замечательный ужин из гуся с яблоками.
— Володя, — твердо произнесла супруга. — Охоту следует прекратить.
— Почему?
— Сезон закрыт, и ты фактически браконьерствуешь.
— Ну и что? Мы, марксисты, отрицаем все законы государства.
— Нам могут продлить срок.
— Это не беда.
— Могут оштрафовать на значительную сумму.
— Черт знает что! Это проклятое полицейское государство! А впрочем, Надюша, ты права. Надо прекратить. Ведь мы нарушаем законы природы, а не царского самодержавия.
— Ну да!
— И к тому же мне чертовски надоела каждодневная зайчатина.
Жизнь ссыльных революционеров постепенно наладилась. Каждый занялся своим привычным делом.
Кржижановский продолжал свои опыты с электричеством. Он трогал заряженными эбонитовыми палочками коровье вымя.
— Что ты творишь? — наехали на него сельские мужики.
— Стимулирую процесс увеличения надоев, — ответил тот.
И он определенно стоял на верном пути. Надои, правда, не увеличились. Зато резко вырос выход навоза.
Цюрупа подсадил местных на свой продукт.
— Это надо ж! — дивились мужики. — И бражка как у нас, и аппарат похож. Только у нас самогон, а у него — коньяк!
Яков Свердлов по-тихому шушукался с молодками. И время от времени то одна, то другая молодайка срывались в город, бережно пряча в лифчике записку от дяди Яши.
Семашко открыл врачебный кабинет. Он заводил туда баб, раздевал, клал на кушетку и ощупывал с разных сторон. Это называлось у него — поставить диагноз. Он даже выписывал настоящие рецепты, хотя аптеки в селе не было, и местные лечились отварами и настоями трав.
