— Ты можешь теперь хранить свои сбережения в надежном тайном месте, — сказала она, передавая сундучок. — А ключик повесь на цепочку и носи на шее.
— Спасибо, мама!
Владимир Ильич с чувством поцеловал родительницу в щеку.
— И еще: я бы посоветовала тебе потрудиться на государственном поприще.
— Зачем, мама? Ведь государство, как аппарат насилия и принуждения, мы, марксисты, непременно уничтожим.
— А если люди продолжат грабить, воровать, убивать? Как их наказывать?
— По закону.
— Правильно. А за его исполнением должны следить специальные службы: полиция, прокуратура, суд.
— Пожалуй, ты права.
— И учти: сразу везде хорошо не сделаешь. Если в одном месте будет хорошо, туда побегут из других мест, где плохо. А на всех хорошего не хватит.
— И что это значит?
— Свое надо защищать. Нужна и граница, и армия.
— Выходит, и после революции государство сохранится?
— Обязательно! И, если ты хочешь им руководить, иди на государственную службу и посмотри, как это все устроено и работает.
— Я подумаю, мама, — пообещал сын.
— Вот и спасибо. Хочешь, я принесу тебе кусочек вкусной домашней брынзы?
— Это же еврейская еда!
— Здесь тебя никто не увидит.
Мама ласково погладила по кудрявой голове своего революционного отпрыска.
И он последовал ее совету.
Государственная служба не глянулась ему сразу.
Прятаться и маскироваться было не нужно. Но платили немного. Клиенты несли. Но деньгами редко. В основном продуктами — куренком, яйцами, шматком сала. Или материалом — сатином, сукном.
Работать зато приходилось как проклятому — с девяти до шести. После обеда спать не давали. И, если опоздаешь или уйдешь пораньше — ругались.
Выслушивать приходилось чужое, а не говорить самому. И это чужое требовалось записывать. Даже когда не хотелось.
В общем, не работа, а бесконечная гребля на галерах.
Да и сама судебная система прогнила насквозь. В ней царили несправедливость и беззаконие.
Муж избил жену. Она заявила. Он изверг, рукоприкладчик. Его нужно расстрелять или впаять пожизненный срок, чтобы другим было неповадно.
А судья его отпускал:
— Ну, сорвался мужик. У него семеро по лавкам. Посади — семья по миру пойдет.
Или поймали воришку — малолетку. Спер с лотка сразу аж четыре пирожка с ливерной колбасой.
— Господин судья, — горячился в совещательной комнате Владимир Ильич. — Он же профессионал. Он же двумя руками хватал. Нужно изолировать его от общества.
А судья выносит условный срок:
— Он же от бедности, с голодухи. Определи его в тюрьму, он же с ворами и бандитами споется. Законченным разбойником из тюрьмы выйдет!
