Тари тара тари тара тару. Батюшки, тут разве можно петь.
— Мавзолей О'Коннелла, — сказал Дедал рядом с ним.
Кроткие глаза мистера Пауэра поднялись к вершине высокого обелиска.
— Тут он покоится, — произнес он, — среди своего народа, старый Дэн О'.
Но сердце его погребено в Риме[418]. А сколько разбитых сердец погребено тут, Саймон!
— Там вон ее могила, Джек, — сказал мистер Дедал. — Скоро и я лягу рядом. Да призовет Он меня, когда будет воля Его.
Не удержавшись, он начал тихо всхлипывать, бредя неровной, оступающейся походкой. Мистер Пауэр взял его под руку.
— Ей лучше там, где она сейчас, — мягко промолвил он.
— Да, я знаю, — ответил сдавленно мистер Дедал. — Она сейчас на небе, если только есть небо.
Корни Келлехер шагнул в сторону и пропустил остальных вперед.
— Печальные события, — учтиво заговорил мистер Кернан.
Мистер Блум прикрыл глаза и дважды скорбно покивал головой.
— Все остальные надели шляпы, — заметил мистер Кернан. — Я думаю, и нам тоже стоит. Мы последние. Это кладбище коварное место.
Они покрыли головы.
— А вам не кажется, что его преподобие отслужил слишком скоропалительно? — сказал с неодобрением мистер Кернан.
Мистер Блум солидно кивнул, глянув в живые глаза с красными прожилками.
Скрытные глаза, скрытные и обыскивающие. Видимо, масон: точно не знаю.
Опять рядом с ним. Мы последние. В равном положении. Авось, он что-нибудь еще скажет.
Мистер Кернан добавил:
— Служба Ирландской Церкви[419], на Иеронимовой Горе и проще и более впечатляет, я должен это сказать.
Мистер Блум выразил сдержанное согласие. Язык, конечно, многое значит.
Мистер Кернан торжественно произнес:
— Я есмь воскресение и жизнь . Это проникает до самой глубины сердца.
— Действительно, — сказал мистер Блум.
Твоего— то может и да но какой прок малому в ящике шесть футов на два с цветочком из пятки? Ему проникает? Седалище страстей. Разбитое сердце. В конечном счете насос, качает каждый день сотни галлонов крови. Потом в один прекрасный день закупорка, и ты с концами. Их тут вокруг навалом: кишки, печенки, сердца. Старые ржавые насосы — и ни черта больше.
Воскресение и жизнь. Уж если умер так умер. Или идея насчет страшного суда. Всех вытряхнуть из могил. Лазарь! иди вон. А пошла вонь, и трюк провалился. Подъем! Страшный суд! И все шныряют как мыши, разыскивают свои печенки и селезенки и прочие потроха. Чтоб все до крохи собрал за утро, так твою и растак. Ползолотника праху в черепе. Двенадцать гран ползолотника. Тройская мера
