Дело осложнилось тем, что главе департамента по личным причинам очень хотелось снять главного врача больницы, в которой работал Панкратов. Так что ЧП сугубо больничного масштаба было раздуто до масштабов вселенско-галактических. Панкратова уволили по статье и даже пытались завести на него уголовное дело, но то ли так и не завели, то ли сразу закрыли.
Но в любой новогодней истории есть место чуду.
Потеряв вкус к дежурствам и к стационарной работе в целом, Панкратов устроился в одну солидную ведомственную поликлинику и за несколько лет дорос там до заместителя главного врача. И это еще не предел…
Коротенькая псевдорождественская история, или о вреде абортов
Одна из моих начальниц любила к месту и не к месту рассказывать о том, как ее мать, будучи беременна ею, собиралась сделать аборт, но передумала буквально под дверью у гинеколога.
— И это было в Рождество! — всякий раз торжественно добавляла начальница. Типа чудо.
Странное дело — день рождения начальница праздновала в первой декаде января по григорианскому календарю. Какой уж тут аборт в Рождество? Скорее уж на Пасху. Впрочем, дело не в этом…
А в том, что я до сих пор не могу понять, что заставило мать моей бывшей начальницы рассказать дочери о том, что она собиралась ее того-этого… Почему дочь об этом часто рассказывала, я понимаю прекрасно. И натянутый псевдозаливистый смех, которым сопровождался рассказ, тоже могу объяснить при помощи дедушки Фрейда… Но мотивы матери так и остаются для меня загадкой по сей день.
Однажды отделенческая буфетчица, доведенная начальницей до ярости берсерка, которому терять уже нечего — жизнь подороже бы продать, сказала:
— Напрасно ваша мама, Полина Федотовна, передумала с абортом!
Я, будучи очевидцем этой сцены, приготовился к тому, что сейчас полетят клочки по закоулочкам (буфетчицыны клочки, разумеется), но начальница вздохнула совсем по-мхатовски и ответила:
— Я и сама думаю, что напрасно.
Фельдшер Маша была дочерью капитана второго ранга. Сухопутного капитана. Отец ее был политработником и всю службу провел на берегу, в штабах. «Я дочь штабного офицера», — гордо говорила Маша, напирая на слово «штабного» так выразительно, будто речь шла о Генштабе.
После школы Маша поступила в мединститут, но на пятом курсе бросила учебу по причине неземной любви к одному известному в свое время (в предзакатный советский период) цирковому артисту. После того как любовь прошла, Маша около двух лет пребывала в депрессии, а затем пошла работать фельдшером на «Скорую». Четыре курса мединститута приравниваются к фельшерскому диплому.
