Взгляд Мэрфи скользнул по обнаженному торсу собеседницы.
– Хм... Если все сиамбаки носят на груди металлические орнаменты, как же им удается скрываться?
– Они появляются на улицах лишь по ночам, ускользая, подобно призракам. – Она, в свою очередь, окинула взглядом свободно сидящую рубашку Мэрфи. – Если ты заметишь, что прохожие как бы невзначай прикасаются к тебе, пытаясь прощупать, знай, что это агенты султана, ибо лишь те, кто принадлежит к Дому, ну и незнакомцы из других миров, имеют право носить закрытые жилеты. Однако хватит об этом! Позволь мне спеть тебе песню о древней родине, Старой Яве. Ее смысла ты не поймешь, но никакие другие слова не сплетаются с голосом гамелана столь гармонично.
***
– Я чувствую себя обладателем синекуры, – томно пробормотал Мэрфи. – Обычно вместо апартаментов с садом и личного бассейна мне приходится довольствоваться надувной палаткой и комплектом консервов с дегидрированной едой.
Соэк Панджобэнг тряхнула головой, разметав вокруг водяные брызги:
– Полагаю, Виилбрр, ты будешь опечален, когда придет время покинуть Циргэймс-Три?
– Пожалуй. – Он взглянул вверх, на прозрачную крышу, почти не видимую в местах, где на ней собирались и преломлялись лучи света. – Мне все же не особо приятно постоянно находиться запертым, подобно птице в вольере. Возможно, это легкая степень клаустрофобии.
После завтрака, прихлебывая густой кофе из серебряной чашечки, Мэрфи окинул девушку долгим и задумчивым взглядом.
– Где блуждает твой ум, Виилбрр?
Мэрфи опрокинул содержимое чашечки в рот:
– Я думаю о том, что мне пора заняться делами.
– И какими же?
– Для начала я собираюсь запечатлеть дворец и тебя, сидящую в саду с гамеланом в руке.
– Но Виилбрр, мне бы этого не хотелось!
– Ты – часть Вселенной, и довольно интересная часть! Затем я займусь съемками площади...
– И сиамбака?
В это мгновение сзади раздался спокойный голос:
– К вам посетитель, туан Мэрфи.
Вилбур обернулся.
– Пригласите его!
Он вновь посмотрел на девушку. Соэк уже поднялась на ноги:
– Мне следует удалиться.
– Когда я увижу тебя?
– Этой ночью, в Барангипане.
Тихий голос произнес:
– Мистер Руб Триммер, туан.
Триммер оказался небольшим человечком средних лет с узкими плечами и заметным брюшком. Манеры его отдавали развязностью и бахвальством – очевидно, отголоском привычек двадцатилетней давности. Кожа, судя по всему навощенная, отдавала нездоровым румянцем, пучок редких седых волос был тонким, а веки нависали над глазами под углом, который начинающий физиономист определил бы как свидетельствующим о лукавстве.
