А.Л. Локшин – композитор и педагог | страница 39



благодарность, я на следующий же день принялась за их изучение. К моему

величайшему удивлению, дело сразу пошло «как по маслу». Вариации

учились легко и быстро, потому что написаны были легко и естественно,

так сказать «открыты». Любая неправильно взятая нота «вылезала», как

бывает в сочинениях хорошо известной классики. Свойство, редко

встречающееся в сочинениях новых, с одной маленькой оговоркой: если эти

сочинения неклассические…

Я часто и с удовольствием исполняю «мои» вариации, они всегда «ко

двору», они всегда встречают живой отклик у слушателей и прессы и

удивление, что имя композитора неизвестно широкой публике. Вариации

записаны мной несколько раз: в Москве, в Амстердаме, в Германии.

Отвлекшись от вариаций, хочу поделиться нахлынувшими на меня

воспоминаниями о наших с Локшиным занятиях. Я садилась за пианино,

старенький «Bösendorfer», и начинала играть. Александр Лазаревич сначала

обычно прослушивал вещь целиком, при этом неизбежно живо реагируя на

мою игру: то делал выразительные жесты, которые можно было видеть

боковым зрением, то, в «таинственных» местах, затаивал дыхание, то,

наоборот, глубоко вздыхал перед началом новой фразы, только вздохом

одним не давая мне идти дальше, «не дослушав». Все это помогало еще до

обсуждения и советов, как естественная реакция на происходящее за

инструментом. И, конечно, мимика! По которой можно было чуть ли не

отгадать, что исполняется. А чего стоили показы! Беглое прикосновение к

инструменту, который моментально отзывался звуком необычайного

богатства и красоты. Особой похвалой можно было считать удивительную,

счастливую, что ли, улыбку Александра Лазаревича, о которой я уже

упоминала. Это какая-то смесь удовольствия (удовлетворения) от

«попадания в десятку» и трогательной гордости за меня, и радости от

совместных занятий музыкой. Вечер продолжался прослушиванием музыки.

Все рассаживались поудобней, в руки давались ноты и … звучала Музыка,

часто самого Александра Лазаревича, Иногда он подбегал к пианино и

быстро хватал тот или иной аккорд, наиболее «важный», тем самым как бы

расставляя акценты.

Всему приходит конец. Заканчивались и эти чудные вечера

обсуждением прослушанного и скоропалительным отъездом домой. Всегда

преждевременным, но, увы, необходимым с точки зрения часов работы