— И на выдумку, никто казаков не знает? — хмыкнул Слонок, развалившийся в плюшевом кресле. Он был крепок в кости, имел светло-русые волосы и симпатичную круглую красную морду со вздернутым носом, с тяжелым взглядом темно-карих глаз. — Глянешь на узкую харю, так и прет из-под взбунченного чуба вся туретичина.
— Казаки бывают разные, — подал недовольный голос Скирдач, дождавшись, когда стихнет хохоток. Он имел отношение к этому сословию. — Они скрещивались не только с турками да с кавказцами, но и с беглыми русскими.
— Которые спаривались с местными племенами, со скифами, с сарматами. — Слонок кинул ногу на ногу. — Но у тебя морда даже не хохляцкая, и не сарматская, а сто процентно кацапско-калмыцкая, с ноздрями вразлет.
— Как и у тебя, — Скирдач напрягся. — Ты дюже казаков не цепляй.
— Я никогда не отрицал, что родом из кацапов, это ты у нас ка-а-аз-зак, твою мать. Переставай боговать, а то опять, неровен час, девятнадцатый год надвинется, и пойдеть Гришка Мелехов судьбинушку искать. Каза-ак, — бригадир перевел дыхание, обежал присутствующих раскаленным взглядом. — Отметелил пастуха в переходе на Буденновском, вместо того, чтобы ласково расспросить обо всем нужном, пообещать ему чемодан бабок. На хер тому блескучие цацки, когда у него, как при родной Советской власти, бабки до сих пор главный движитель к коммунизму. Помощники… разогнать всех к чертовой матери, а новых набрать.
— Ребятам помешал Коца, он и моих отметелил, и дал уйти мужику, — Скирдач, угнувшись, упрямо напирал на свое. — Я давно говорил, что с базара его нужно убирать.
— А как же Коца справился с ними, ты что, одних дистрофиков набрал? У меня есть другие сведения, это твои шестерки хотели отоварить мужика и выгрести у него деньги. Мало им отстегиваешь, что на клиентов кидаются голодными псами? И какое тебе указание было дано? Если объявится пастух, выведать, что и кому он сдал, и лишь потом расколоть до сраки. Не получится — выпасти до родной пещеры.
— Я узнал многое.
— Что, например?
— Коца выкупил у мужика орден “Виртути Милитари”.
— Да срать я хотел на этот орден, ему красная цена шестьдесят баксов, — Слонок побагровел. — Дальше что?
— Пулипер дает больше, но дело не в этом. Валютчик перед орденом выторговал георгиевский кавалерский бант. Точно не могу сказать, или все четыре креста, или только три, потому что у Скопы на бинокле запотели стекла. Он его вытащил из-за пазухи, а мороз не хилый. Но что два золотых, отвечаю.
