— Здравия желаю, товарищ прапорщик! — Абызов четко приложил к пилотке руку. О порядках он не забывал никогда. Валерий был, как всегда, подтянут и опрятен.
Мне показалось, что прапорщику даже стало стыдно за свое неглаженое обмундирование. Во всяком случае, я видел, что он смутился.
— Вы что… тоже пришли отбывать наряд вне очереди? — с запинкой проговорил прапорщик, ибо слова «наряд вне очереди» мало вязались с внешностью Абызова.
— Никак нет. Пришел проведать друга, — с достоинством ответил тот.
— А-а-а, так вы Абызов, тот самый инициатор почина молодых воинов?
— Вы знаете? — Валерий, казалось, был немало удивлен.
— Наслышан, — подтвердил прапорщик. — Но посторонним здесь не положено, так что кругом…
— А я не посторонний, — возразил Валерий, — уступите мне свое место и дайте инструмент.
Прапорщик пожал борцовскими плечами, поднялся, а Валерий сел на его место, аккуратно подтянул на коленях брюки и засучил рукава. Он взял из ванны картофелину и в мгновение ока вырезал глазки.
— Чистить картошку — мое любимое занятие, — проговорил он без всякой иронии.
— А вот в это разрешите не поверить, — заметил прапорщик, любуясь ловкими руками моего друга. — За всю службу не встречал хлопца, который бы любил это занятие.
— Отчего же! Дома я всегда помогал матери чистить картошку. — Разговаривая, Валерий одну за другой бросал очищенные картофелины в бак. Да, мне за ним было не угнаться.
— Не знаю, как насчет любви, а в этом деле у вас талант, — похвалил прапорщик.
— Так у него ко всякому делу талант! — воскликнул я, восхищаясь и гордясь товарищем. — Вы бы посмотрели, как он по строевой… Да его сам майор Коровин отмечал! Даже некоторые старослужащие злиться стали от зависти.
Прапорщик минуту-другую молча наблюдал за Валерием, а потом вдруг предложил:
— На пищеблоке не хотите поработать, товарищ Абызов? Есть у меня вакантная должность хлебореза. У нас служба поспокойней, без строевых и всего прочего, хотя не менее ответственная.
Валерий поднял на прапорщика глаза. Голос его прозвучал твердо:
— Нет. Хочу служить в боевом подразделении.
— Ну-ну, ваше дело, — разочарованно вздохнул прапорщик. — Ваше дело. Тогда не буду мешать. Думаю, друзьям есть о чем поговорить. — И он вышел из помещения.
— Прапорщик — мировой мужик! — восторженно проговорил я. — И даже деликатный. Другой бы выгнал — и кранты.
— Жулик, наверное, — нехотя отозвался Абызов, не поворачивая головы. — Знаю я этих хозяйственников.
— Ну не все же! — возразил я. — Нельзя ко всем с одной меркой.
