Потапов молча закивал головой, Ларкин громко сопел носом, и мать начала потихоньку отходить, руки, что на груди скрестила, с трудом расцепила, слезы с глаз смахнула концом платка, тихо прошептала:
— Спасибо, — и вдруг засуетилась, затопталась на месте. — Уж ты, Григорий Андреевич, попроси товарищей в дом зайти, позавтракать…
Дукат на этот раз на спутников своих смотреть не стал, махнул рукой:
— Не надо, Дарья, некогда нам хлебосольствовать… А тебя я попрошу — немедленно в поле, и чтоб сестра была. Иначе…
Но что будет, если мать не выйдет, Дукат не сказал и направился к калитке, а вслед за ним юркнул участковый, грузно потопал Ларкин. Уже перед выходом Ларкин еще раз сказал:
— Так ты, Григорий Андреевич, доведи дело до конца…
— Ладно, ладно, — загудел Дукат и, оглянувшись, почему-то подмигнул матери.
Наверное, нервы у матери не выдержали, и она, как только закрылась калитка за неожиданными гостями, заголосила навзрыд, с причитаниями о своей горькой вдовьей судьбе. Я повис на руке у матери, просил ее успокоиться, зайти в дом. Но она точно не слышала, слезы лились и лились из покрасневших глаз, и лицо, морщеное, усталое, перекосила боль. Она подтолкнула меня к дому, попросила сквозь слезы:
— Иди в дом, Гришка, я сейчас приду…
Вернулась она через несколько минут, без слез, но с воспаленными глазами, начала собираться на работу. Появилась тетка Елена, наскоро позавтракала, тоже потянулась за матерью в поле.
Целый день я жил в тревоге, ждал, когда Дукат пришлет подводу забирать искладень, и с каждой минутой все больше накапливалась во мне злоба к Гришке. Не иначе это его работа, Дуката, это он привел милиционера и лесника к нам во двор, рассуждал я, и в голове крепла мысль — отомстить Гришке за материнские слезы. Одна дерзкая дума неотступно преследовала меня — запалить Гришкин дом, пусть попрыгает. В голове у меня рисовалась картина, как красными языками пламя охватывает Гришкин дом, как выскакивают на стылый порог его босоногие ребятишки, а затем и сам Дукат в своих ватных штанах, испуганный, с перекошенным лицом, прыгает в окно и мечется как угорелый, начинает тушить пожар, но поздно…
Пожары у нас в деревне были редко, как я помню, один или два раза. Это страшное бедствие поразило меня необузданностью стихии, которая не щадила ничего. Теперь этого я желал врагу своему Гришке Дукату. Я уже рисовал мысленно, как подкрадусь через сад к дому Гришки, как подсуну спичку, как рванет пламя.
