Наверное, тетка догадывается, что я ей не верю, поэтому говорит быстро, снова переходит на шепот:
— Мне без домоседа никак нельзя. Думаешь, будь я дома, украли бы гармонь? Как бы не так! У меня, когда я дома, все в узелок завязано.
Звенит звонок — перемена закончилась, мне пора на занятия. Тетка Даша быстро, как говорила, покрывается платком, шепчет на прощание:
— Ну, я тебя жду, Алешенька…
* * *
В субботу после занятий я отправляюсь к тетке «домоседовать». Октябрьское небо хмурое, как будто больное, в темных пятнах облаков, и душа моя тоже хмурится, словно на нее наплыла свинцовая туча.
За полтора месяца, пока живу в городе, я узнал тетку ближе. Как же она трясется за каждую копейку, как хитрит-мудрит, тоже обманывает, лишь бы нажиться! Те же яблоки можно было бы продать и в городе: за войну сады перевелись, фрукты, как гостинец, в диковину, но тетке все кажется, что она отдает товар за бесценок, что покупатели — а городок небольшой, многие знают тетку, и она знает многих — пользуются ее добротой, норовят обмануть. Поэтому она уже третье воскресенье ездит с плетеными корзинами в душном «трудовом» поезде в поселок тракторного завода. Возвратившись, закрывается в своей комнате — видимо, считает прибытки. И если торговля удалась, выходит из комнатушки изнутри высвеченная, румяная с лица и тогда разговорится надолго, как родниковый ручей журчит.
— Ох, Алешенька, таких мученьев натерпелась — лихому лиходею не пожелаешь. Со своим добром да маешься! На площадке сошла, корзины еле успела стащить — дождь грянул как из ведра. Веришь, сухой нитки не осталось, пока кончился. Я сдуру брезент не взяла с собой, добро прикрыть нечем, пришлось самой на корзины лечь, телом прикрыть.
Я на какое-то время отключаюсь от теткиной болтовни, пытаясь представить, как тетка бросается на корзины — яростно, словно на немецкий дот. Но потом чувствую, что это кощунство — сравнивать тетку с героическими бойцами. И приходит другой образ: курицы-наседки, прикрывающей цыплят. Но и это не подходит: там материнское чувство, а тут что? Так и не найдя сравнения, я опять начинаю слушать тетку. А она тараторит без остановки.
— …Подходит эта фифочка и говорит: «Гражданочка, мне два десятка отберите, муж в больнице», а сама, чувствую, врет. У таких, как она, вертихвосток, прости господи, мужей, как в чистом поле полыня — лес лесом. И правда, наблюдала за ней: в трамвай впрыгнула, рукой машет какому-то мужику, и тот ей тоже ручкой делает. Хорошо, думаю, что я ей всю падалицу собрала, ничего обрадует муженька.
