— Дорогой Сергей Николаевич! В этот радостный для всех нас день…
Кое-кто из гостей начал усаживаться, стульями задвигали, платьями зашуршали. Григорий Никитович речь свою прервал, по бутылке вилкой застучал, требуя тишины, и смутившиеся своей неучтивостью люди опять встали.
А Григорий Никитович продолжал:
— …В этот радостный для нас день мы желаем, чтобы корабль нашего управления всегда плыл под вашим руководством, чтоб на капитанском мостике всегда находились вы и, как опытный лоцман, вели его по спокойному руслу…
Самые нетерпеливые захлопали в ладоши, Григорий Никитович облобызал Сергея, поцеловал в щеку Ростиславу, к старухе бросился, наверное, тоже поцеловать хотел, а Евдокия лицо к сыну отвернула, и Григорий Никитович чмокнул куда-то в шею. Но, видимо, заместителя этот жест Евдокии мало смутил, он схватил рюмку со стола, со звоном чокнулся с Сергеем.
— За успехи во всех ваших начинаниях, Сергей Николаевич!
Молодой мужчина, рядом с Григорием Никитовичем сидевший, из-под ног кожаный баульчик выхватил, протянул ему, и Григорий Никитович, точно фокусник, громко замочками щелкнул, части ружья вытащил, моментально собрал его и Сергею Николаевичу подал.
— Вот, подарок от меня вам, Сергей Николаевич! Знаете, что здесь написано: «Ружье не мажет, мажет охотник».
Некоторые из гостей захохотали, некоторые закричали «браво», у сына довольное лицо засветилось радостью.
— Златоуст, да и только, — сказал пожилой мужчина со шрамом на лице, видать, фронтовик, но Григорий Никитович бросил на него косой взгляд, и тот осекся, отвел глаза в сторону.
Евдокия нагнулась к снохе, спросила тихо:
— Да он что, Сергей, охотником стал?
— Чудачка вы, мама! Дареному коню в зубы не глядят, — ответила Ростя.
— Больно дорогой подарок. Небось рублей семьсот стоит? За такие деньги иной мужик месяца три пашет.
Ростя недовольно передернула плечами, но ничего не ответила.
Видимо, ружье Григория Никитовича сигналом послужило: подарки посылались один за другим. Евдокия глядела на все эти подношения круглыми глазами, и тревога за сына все нарастала, острой болью отдавалась в груди.
Наверное, от выпитой водки сын сидел раскрасневшийся, немного рассеянный, восторженно глядел на гостей, на мать. Но вот и он заметил встревоженный взгляд матери, и когда забухал оркестр, а гости сорвались с места, чтоб танцы открыть, Сергей тихо спросил:
— Не нравится, что ли, мама?
— Не нравится, ага, — вздохнула мать. — Уж больно щедры к тебе люди… Боюсь, не корысть ими движет, нет?
