Я огляделась. На всех тумбочках стояли бутылки с молоком-кефиром, и под каждой койкой красовалось по две-три уже вымытых, у Надежды выстроилось несколько банок с этикеткой «Яблочный сок».
– Может быть, у кого-нибудь помада найдется?
– На, держи, – протянула мне пластмассовый футлярчик Любаня.
– Сегодня к нам еще будут заходить?
– Может, часа через три только, Вериного сына принесут, а пока не должны. Одиннадцатый час уже, – заинтригованно сказала Надежда.
– Соня, сходи умойся, попей водички. Погуляй минут десять. Вера, можно я бутылки возьму?
– Бери, конечно, – растерянно ответила она.
– Хочешь банку от сока? – спросила Надя.
– Спасибо, банка не подойдет, – сказала я, рисуя на бутылках бордовой помадой точки-глаза и черточки-рты. – Вот если сможешь пристроить на горлышках что-нибудь разноцветное, ты мне очень поможешь. Надо, чтоб отличались друг от друга.
Любка вытащила откуда-то горсть «ассорти»:
– Не успела схомячить, мне Витька втихаря по веревке поднял, – сказала она, шустро разворачивая яркие фантики.
Соня вернулась, когда на стуле выстроились глазастые бутылки с разноцветными шляпками.
– Сонечка, выбери отсюда, – показала я на шеренгу молочной тары, – себя, дочку и своих родителей.
– Бутылка с белым фантиком буду я, с синим папа, с зеленым мама, с розовым дочка.
– Теперь поставь на стол себя, зажми в руке, закрой глаза и молчи, – сказала я и накрыла своей ладонью ее запястье.
Лампочка в палате была ватт на шестьдесят. Мои домашние семь свечей и то давали больше света. Наконец лицевые мышцы Софьи расслабились, дыхание изменилось.
– Теперь поставь на этом столе всех остальных. Медленно, подчиняясь только тому, что услышишь отсюда, – и я коснулась середины ее груди.
Она плавно, как во сне, принялась за перестановку. В конце концов бутылки выстроились как по линейке: в дальнем углу, спиной ко всем, «мама», в затылок к ней «отец», затем – спиной к «отцу» – бутылка с розовой крышкой и на небольшом расстоянии – бутылка под белым фантом.
– Это называется «поезд смерти», – сказала я. – Уходит твоя мама, за нею идет супруг, не смирившийся с потерей, и туда же следуешь ты. А твоя дочь словно говорит: «Лучше я, чем ты, дорогая мама», – и, преграждая тебе дорогу, готова умереть ради того, чтобы ты жила.
Тоненькая шейка дернулась:
– Из-за меня погибла мама, и из-за меня умирает моя малышка?!
– Может быть, здесь есть решение, – сказала я. – Может, не поздно еще. Положи руку на зеленую, мамину крышечку.
