— Да… — с трудом преодолевая почти мистический ужас перед носителем лилии, выдохнул Коша. — Проблемы!
— Насколько я понимаю, вы не нашли пакет?
Коша уже разглядел выбивающийся из-под темной отглаженной ткани тоненький серебряный ободок, но все еще был не в силах решиться протянуть руку и сорвать с этого пиджака вожделенную брошку.
— Не нашли.
— Наверное, я смог бы вам помочь!
— Помочь? — удивился Коша.
— Видите ли, перед самым Орлом Константин выходил из купе. И я мог бы приблизительно сказать…
— Ну так скажите! — Коша сделал маленький шаг.
Маргарита дико завизжала и, в ужасе отпрянув, сжалась в углу на полке. Она подтянула к себе колени и уткнулась в них.
— Покажи цацку! — облизав мгновенно пересохшие губы, потребовал Коша, он все больше и больше наклонялся к Петру Петровичу. — Где она у тебя? Здесь?
Одной рукой сжимая рукоятку пистолета, Коша протянул другую руку и пальцами отвел лацкан пиджака. В мутном свете окна блеснула серебряная лилия. Удивительно, но взгляд Петра Петровича не переменился, взгляд его оставался таким же спокойным, только улыбка сошла с губ.
— Вы не боитесь? — спросил он все тем же, почти дружелюбным голосом. — Серьезная вещь.
Маргарита просто заходилась от крика. По ее голым коленкам текли слезы.
— Я надеюсь, на этот раз обойдется! В виде исключения! — сказал Коша. Ухватив пальцами брошку, он оторвал ее с мясом от пиджака Петра Петровича.
— Вы уверены, что обойдется?
— В любом случае — телефона поблизости нет, — сказал Коша, поднося лилию к глазам и вглядываясь в нее. — Если только у вас в кармане сотовый.
— Увы! — вздохнул Петр Петрович. — Нет!
Несильно размахнувшись, Коша ударил его в челюсть рукояткой пистолета. Петр Петрович потерял сознание и обмяк. Маргарита продолжала визжать.
— На всякий случай… — сказал, ни к кому не обращаясь, Коша. — На всякий случай! Извини, дядя!.. — И он еще раз ударил Петра Петровича, на этот раз сильнее и в затылок.
— Ну, сейчас, кажется, повеселимся! — сказал Коша, засовывая в жилетный карман поглубже вожделенную брошку.
Он прошел по вагону и заглянул в купе, где Мирный с угрюмым видом натягивал на себя чужие брюки.
Отец семейства стоял рядом в других брюках, и было видно по его лицу — человек настолько устал от происходящего, что не в силах больше бояться. Он вздрогнул и повернулся, продолжая застегивать рубашку. В другом конце вагона неприятно стукнул выстрел, потом другой выстрел, и через стекло закрытой двери Коша увидел сперва лысую голову, а потом только мазнувшую окровавленную ладонь.
